Книга Башня. Новый Ковчег 4, страница 71 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Они прошли вглубь квартиры, а я тихонько вышла в коридор. Я боялась, что они оставят кого-то у входной двери, я бы так сделала, на их месте. Но они растяпы или не успели ещё. Не знаю. Я просто прокралась к выходу, и вот…

— А где же Стёпа? Олег, где Стёпа? Если Нику держат под стражей, что они сделали со Стёпой?

— Соня, пожалуйста, не паникуй. Ещё ничего не понятно.

— А почему Нику держат под стражей? — спросила Вера. — Почему в коридорах полно военных? И при чём тут этот Никин дядя? И вы, Олег Станиславович, сказали про переворот. Что это за переворот?

Закончив свой рассказ, Вера Ледовская как будто успокоилась и сейчас смотрела на Олега твёрдо и прямо. Что ж, скрывать информацию про военный переворот смысла уже не было, завтра утром всё равно всё станет известно, поэтому Олег слегка качнул головой и произнёс:

— Да, увы, в Башне военный переворот. И затеял его как раз этот… дядя Серёжа. На его стороне армия и Рябинин.

— Предатель! — Вера не удержалась, крикнула почти в полный голос. — Мы и так знали, что этот Рябинин предатель. Поляков об этом говорил Павлу Григорьевичу, как раз в тот день, перед тем, как он отправился на ту станцию…

Она осеклась и замолчала, испугавшись, что сболтнула лишнего.

— Я знаю про это, Вера, — Олег поспешил успокоить девушку. — Знаю про Рябинина.

— Знаете? Откуда?

— От Павла Григорьевича.

— Он успел вам сказать? Перед тем, как пойти на ту станцию?

Вера уставилась на Мельникова, да и Соня тоже. Вынырнула из своих мрачных мыслей и теперь смотрела на него. Под пристальными взглядами двух женщин — взрослой и совсем юной — Олег заговорил. Возможно, он совершал ошибку, посвящая в доверенную ему тайну свою жену и эту серьёзную, сердитую девочку, но что-то подсказывало, что так надо.

— Савельев жив, — Мельников сделал взмах рукой, не давая им сказать ни слова, и продолжил. Пересказывал все события этого долгого, утомительного дня. Про больницу Анны, где до недавнего времени прятались Литвинов и Савельев, про чудесное спасение Павла и про тех, кому он обязан своей жизнью (Олег заметил, как услышав фамилию Поляков, лицо Веры странно дёрнулось), про Ставицкого, Рябинина, про Совет и арест Величко, про АЭС — атомную электростанцию, где-то ниже нулевого уровня, про то, что на стороне Павла Григорьевича тоже есть военные, но их мало, и про то, что именно сейчас он, Олег, понятия не имеет, что с ними со всеми происходит.

Когда Мельников дошёл в своем рассказе до того места, как в больницу прибежал Стёпка, сердце опять кольнуло: то, что он отмахнулся от сына, было непростительно, а в свете новых обстоятельств — почти преступно. Он видел, как побелевшие Сонины пальцы впились в подлокотник кресла, а её глаза, затуманенные слезами, смотрели на него и сквозь него.

Его рассказ уже подходил к концу — по сути он уже всё рассказал и теперь только возвращался к некоторым моментам, озвучивая вслух свои мысли, — как раздался телефонный звонок. Звонкая трель разрезала сонный полумрак квартиры, и Соня встрепенулась, ожила, хотела вскочить, кинуться в кабинет, откуда, не переставая, трезвонил телефон, но он опередил её.

— Я сейчас! Сидите тут!

И он пулей выбежал из гостиной.

До него не сразу дошло, о чём говорят на том конце провода. Всё ещё перебирая мысли о сегодняшнем дне, терзаясь чувством вины перед женой, думая о сыне, он не сразу понял, что незнакомый человек, представившийся капитаном Лазаревым, о сыне ему и говорит. Об его сыне.