Книга Башня. Новый Ковчег 5, страница 48 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Ну а после ареста Величко Слава Дорохов тем более не мог пропустить ни одного обеда и готов был съесть сколько угодно маминых котлеток, лишь бы мама ни о чём не догадалась.

Ему и так с большим трудом удалось убедить её, что арест Величко, о котором объявили по громкой связи неделю назад, никоим образом не касается самого Славы, что он своё положение сохранил и даже поднялся по карьерной лестнице. Слава Богу, мама поверила, отчасти потому что сам Слава был убедителен, отчасти потому, что проверить правдивость его слов у мамы не было никакой возможности — этаж, где находилась её квартира, она почти не покидала, её немногочисленные ученики приходили на дом (с маминой работой Слава в своё время подсуетился, ловко добыв для мамы удостоверение музыкального работника и избавив её от необходимости работать в школьном интернате, как раньше), словом, камерность маминого мира была Славе на руку. Особенно сейчас, когда его положение было совсем незавидным, и его фотография вместе с фотографией полковника Долинина и ещё нескольких военных, открыто перешедших на его сторону, висели на каждом КПП.

На Надоблачном уровне Слава не появлялся уже больше недели, ни на работе, ни в своей квартире, с того самого дня, как его предупредил Звягинцев, глава сельскохозяйственного сектора, поймав в коридоре и рассказав об аресте шефа. Тогда-то Слава и рванул на свою тайную квартирку, на девяносто третьем, мысленно посылая хвалу небесам за то, что когда-то по случаю оставил за собой эти апартаменты, о которых не знал никто, даже Величко. Об этом было известно только Алине Темниковой, бывшей секретарше Литвинова, которая собственно ему и помогла, как с организацией самой квартиры, так и с выправлением поддельного пропуска — тут Слава тоже как в воду глядел, и теперь этот пропуск пришёлся как нельзя кстати.

Перебравшись на девяносто третий, Слава Дорохов, вернее теперь уже не Слава, а Опанасенко Родион Артурович (Слава иногда был готов прибить Алинку за искромётное чувство юмора), едва успел позвонить Савельеву, воспользовавшись телефоном давно прикормленного коменданта (на всякий случай Слава всегда держал про запас несколько шагов к отступлению), предупредил Павла Григорьевича о последних событиях и назвал адрес своего убежища. Буквально на следующий день к нему, в эту самую квартиру, явился полковник Долинин, которому удалось прорваться через устроенную на станции блокаду, и с тех пор они с Долининым встречались почти каждый день, усиленно работая над организацией подпольного сопротивления.

Но Роза Моисеевна, разумеется, ни о чём не знала. Слава даже боялся предположить, что станет с ней, выясни она, что её сын теперь преступник, и его в любой момент могут схватить и отправить в тюрьму, а, может, и чего похуже.

— Рахиль, девочка, ты тоже кушай. Кушай, не стесняйся. Женщина должна быть немного в теле, правда, Славик? Тебе, Рахиль, ещё рожать предстоит, а для этого необходима фигура, уж ты мне поверь, девочка.

Роза Моисеевна приосанилась, демонстрируя свою фигуру, и Слава невольно перевёл взгляд на худую Рахиль, на острые плечи и на то место, где у женщины должна быть грудь, и поспешно кивнул маме. Тут он был, пожалуй, даже согласен. Фигура у женщины быть должна. Какая надо фигура — где-то округлая, где-то тонкая и звонкая. Как у Алины. Слава не удержался — улыбнулся самому себе, вспомнив вчерашний вечер, прикрыл глаза, и Алинка, тёплая, живая, встала как наяву перед глазами.