Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 145 – Ольга Скляренко

— И голубь возвратился к нему в вечернее время, и вот, свежий масличный лист во рту у него, и Ной узнал, что вода сошла с земли, — по памяти процитировал Борис.

— Вот-вот, и сошла вода с земли. Только в нашем случае, Олег, вода с земли не сойдёт за пару дней. Она будет сходить медленно, ей, в отличие от нас, спешить некуда. На это уйдут даже не месяцы, а годы. И вот теперь представь, прошло сто лет, нас с тобой уже понятно нет, нам всё равно, и детей наших уже тоже нет, внуки разве что живы, да правнуки. АЭС, которую я запустил сто лет назад, чтобы не было жертв, уже не работает. Всё, отработала станция, топливо кончилось, оборудование износилось, выработал реактор свой ресурс, и дай Бог, сумели его безопасно законсервировать. А уровень понижается, Олег. И однажды наступает день, когда и оставшаяся волновая станция, если она тоже будет к тому времени жива, не сможет работать. И это будет чёрный день, Олег. Башня встанет. Умрёт. Останется один холодный бетонный стакан, склеп для трёх миллионов людей. Ни электричества, ни пресной воды, ни пищи. Внутри холод и темнота. И чем выше этажи, тем сильней холод, это сейчас мы поддерживаем комфортную температуру, а без электричества не сможем. Люди сожгут всё деревянное и бумажное, что найдут, чтобы согреться и чего-то приготовить из оставшихся продуктов. Потом они ринутся вниз, потому что, там хотя бы будет выход к морю и какая-никакая еда. Но три миллиона на нижних этажах не поместятся. Но пусть тебя это не беспокоит, Олег, кто-то к тому времени уже умрет сам, от голода и от болезней, кого-то убьют, потому что, когда человек дерётся за ресурсы, с него, с человека, всё человеческое слетает как шелуха, и остаётся даже не звериное, а хуже. Женщины, дети, старики, они станут первыми жертвами. Впрочем, молодым и красивым женщинам ещё может повезти, если ты понимаешь, о чём я, и, если это вообще можно назвать везением.

Павел обращался к Олегу, но смотрел на неё, на Анну, не отводя потемневших от боли и гнева глаз. И она не выдержала. Резко оттолкнула от себя стул, который с глухим звуком упал прямо под ноги Павлу, и выбежала из комнаты, слыша, как рушится за её спиной так тщательно возведённая стеклянная стена…

— Что-то вы, Антон Сергеевич, зачастили к нам в архив. Вчера были, сегодня. Так глядишь и насовсем к нам переберётесь, — Калерия Валерьевна первой засмеялась собственной шутке и тут же замахала сухонькими, похожими на птичьи лапки ручками. — Шучу-шучу, Антон Сергеевич.

— В каждой шутке есть доля шутки, — Антон склонился в полушутливом поклоне и расплылся в угодливой улыбке.

Старуха его раздражала, сухой надтреснутый голос противно царапал — до мурашек по коже, но Кравец, нацепив на лицо приветливое выражение, учтиво смотрел на морщинистое личико заведующей архивом. Сказывалось годами отточенное правило не ссориться с теми, кто хоть в чём-то мог быть полезен, а старуха могла ещё пригодится. Антон бережно взял обеими ладонями сморщенную ручку Калерии Валерьевны и поднёс к губам — коснулся торопливым старомодным поцелуем. Тут же почувствовал лёгкую тошноту от старческого запаха её морщинистой кожи, но пересилил себя. Сдержался. Только представил на миг — на самый краткий миг — как бьёт со всего размаху кулаком по лицу, сухому, съёжившемуся от страха и старости, и маленькая голова с разметавшимися жиденькими волосёнками мотается из стороны в стороны, как у жалкой тряпичной куклы. От этой мысли стало тепло и приятно, он улыбнулся ещё шире и тут же поймал ответную улыбку Калерии Валерьевны.