Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 24 – Ольга Скляренко

— Ну и вот, — продолжил Марк. — Когда мы говорили про Вериного деда, про то, что произошло в тот день, Лёня сказал одну дельную мысль. Он подумал…

— Не я, — перебил его Лёнька. — Мы с Митей подумали. Да, Мить? Мы подумали, очень странно как-то, что Рябинин решил отравить генерала, когда в квартире было полно народу. Тем более, он же видел всех. Зачем ему было так рисковать? Мог бы отравить в другой день. А он сделал именно в этот.

— Как будто бы он или торопился очень или сильно не хотел, чтобы генерал чего-то узнал, — тихо добавил Митя.

— А узнать он мог только от кого-то или из чего-то, — подхватил речь брата Лёнька.

Ника с удивлением посмотрела на близнецов. Нет, дело было вовсе не в этой удивительной способности братьев перехватывать друг друга на полуслове, продолжая одну и ту же мысль, словно они думали и действовали как одно целое — к этому Ника за десять лет совместной учёбы и дружбы привыкла, — дело было в другом. Нику действительно это заинтересовало. Возможно, присутствие Кира так на неё подействовало, или организм, устав от бесконечного напряжения, включил наконец пресловутые защитные механизмы, но Ника почувствовала что-то похожее на почти забытое за эти дни чувство любопытства.

— А Вера говорила про дневник. Который генерал просил принести ему в столовую, — закончил общую мысль братьев Митя.

Дневник. Тоненькая тетрадка в чёрной кожаной обложке. Ника вспомнила, как Вера перебирала книги на полке, снимая их одну за другой и складывая в руки Киру. Она увидела это, как если бы это было вчера. Кир, взлохмаченный, с красными пятнами на щеках, с плотно сжатыми губами, стоит рядом с книжным шкафом. Тонкий нервный профиль, резкие скулы, прядь чёрных волос, упавшая на лоб. Он на неё не смотрит или делает вид, что не смотрит. Она тоже делает вид.

— Я помню про дневник, — негромко сказала Ника. — Когда мы прибежали, дневник лежал рядом с креслом, где сидел Алексей Игнатьевич. Он его читал?

— Нет, — отозвалась Вера. — Он не успел. Когда я пришла с дневником, дед уже был без сознания. Я не сильно помню, как там всё было, но, кажется, дневник я уронила. А потом он куда-то делся. Пропал. Вчера Лёня попросил вспомнить всё детально, я попыталась, конечно, но этот день у меня как в тумане. А вот, что касается дневника… его никто после того дня не видел. Я спрашивала у родителей, сама искала. Он исчез.

— В общем, всё понятно, — уверенно подытожил Стёпка. — Это Рябинин его стащил. Вместе с рубашкой и стаканом. Положил в свой портфель, пока мы суетились, и вынес всё к себе.

— Да зачем он ему понадобился? — Кир мгновенно среагировал на реплику Стёпки. — Тоже мне, ценность. Старая тетрадка. На фига она Рябинину?

— Некоторые люди умеют читать и писать, — Степка тут же повёлся на провокацию. — Не все, конечно, тут от интеллекта зависит. Так вот, в такие тетрадки иногда записывают очень важные вещи. И содержащаяся там информация бывает очень ценной. Впрочем, — Стёпка скривил в насмешливой улыбке губы. — Кому я это говорю.

— Прекратите! — оборвала их Вера. — Хватит уже.

— Да что там такого ценного могло быть в том дневнике? — не сдавался Кир. — Тоже мне, нашли секретную информацию. Или ты, Вер, знаешь, что туда записывал твой дед?

— Это не деда дневник. А прадеда. Отца деда, — пояснила Вера. — Мне дед даже когда-то зачитывал отрывки. Не знаю, может, с точки зрения истории это и представляет какую-то ценность. Прадед мой, он же в восстании Ровшица участие принимал. Много видел и знал, наверное.