Книга Секрет Сибирского Старца, страница 79 – Юлия Ефимова

– Вы правы, Полина Васильевна, – ответил он ей официально. Ему очень сильно хотелось обратиться к ней на «ты», в этом было что-то личное, что-то доверительное, словно переход на следующий уровень, но при студентах он не хотел ее компрометировать. – У девушек было другое и, наверное, самое главное отличие: они держали весла в разных руках. В парке Горького стояла дама, держащая весло в правой руке, Иодко же своим спортсменкам давал весла в левую руку.

– А вот это все меняет, – согласилась Полина, и Сильвестру даже показалось, что она ему подмигнула. – Давай, Настасья, забирайся на постамент, время уже подходит.

– А что я? – возмутилась та, но было видно, что она не против. – В какую сторону-то лицом?

– В ту, где была раньше прикреплена табличка, – сказал Сильвестр, помогая девушке залезть, а Славка, точно факел, передавал ей весло.

Тени уже ложились на землю, пытаясь вытянуться подальше.

– Да не прижимай ты его, – посоветовал Сильвестр Настасье, – поставь рядом, а верх даже немного отодвинь.

Все столпись вокруг тени, которая медленно, но все же двигалась. Когда время наступило, то максимум тени весла остановился на старом и трухлявом пне.

– Так просто, – хмыкнул Илья. – Зачем все это было городить?

– Это же Влад, он хотел, чтоб мы побегали, понаблюдать за нами, как за подопытными крысами, – зло сказал Глеб.

– А он просто отдал ее трухлявому пню, – произнес Илья разочарованно.

Вовка потрогал пень, и тот пошатнулся.

– Помоги, – крикнул он Сильвестру, и они вдвоем подняли его и перевернули.

Там, внутри старого пня, переливаясь бликами в лучах солнца, лежала старинная деревянная икона святого Георгия Победоносца.

Вздох восхищения пронесся над поляной, и словно тяжелая ноша упала с души.

19 января 1864 года

Келия в усадьбе купца Хромова на Монастырской улице

Город Томск

За окном завывала метель, протяжно и страшно. Федор Кузьмич последнее время сильно болел, и потому приютивший его благодетель, купец Хромов предлагал устроить сиделку, но тот всячески отказывался.

– Коли хочешь мне помочь, найди парнишку маленького, чтоб по хозяйству помогал, а я его чему-нибудь в ответ обучу, и тогда у нас все будет по справедливости.

И вот после тех слов, уже третий месяц с ним в небольшом ските жил дворовый парнишка лет десяти. Мальчонка был на все способный – и дров наколоть, и печку истопить, и даже кашу сварить. Вот и сейчас, под звуки завывающей метели он, растопив печь, кормил с ложки ослабевшего вконец Старца.

– Расскажи мне еще про войну, дядька, – попросил он, деловито обтирая от каши рот Федора Кузьмича.

– Да что в той войне интересного, – вздохнул старик. Он словно бы устал жить и оттого не очень-то цеплялся за этот мир.

– Ну как же, – воодушевленно говорил малой, – пушки, солдаты, генералы. И Наполеон, пакость такая, силен до жути был. Вот как мы смогли, как сдюжили, это же чудо было истинное!

– Так сто раз уже рассказывал, – ответил Старец, слабо ухмыльнувшись ребячьему восторгу. – Давай лучше про победу расскажу, – предложил он своему кормильцу.

– Так победа – это не интересно, – махнул рукой мальчонка.

– Победа – это радость, война – это горе, – сказал Старец, и мальчонка не стал с ним спорить, видимо, решил, что пусть хоть про победу расскажет, а то вообще замолчит.

– Когда русские вошли в Париж, город замер в страхе и ожидании погромов, – медленно заговорил старец, – но русский император строго-настрого запретил своим войскам бесчинствовать, трогать музеи и дворцы, а также мирное население. Немного присмотревшись к русским, которых в Европе называли дикарями, француженки были безмерно удивлены. Офицеры были красивы, воспитаны и вполне сносно говорили по-французски. Но больше всего парижских жителей поразили наши казаки. Они были огромны, косая сажень в плечах, имели шикарные усы и длинные сабли. Каждый вечер весь Париж приходил к реке Сене, смотреть, как наши казаки сначала купают в реке своих лошадей, словно бы это был их родной Дон, а после, под восторженные возгласы публики, сами моются, да при том в неглиже.