
Онлайн книга «И про любовь тоже»
Кира схватила телефон. — Лушников, ты где? — выпалила она на одном дыхании, когда услышала громкое «алё». Дожидаться ответа Кира не стала: громкая музыка, пьяные голоса… ее бывший муж явно отмечал с друзьями развод в любимом баре на Базарной. Кира вновь выглянула в окно — рядом с машиной следственного комитета парковалась «Скорая». * * * — Я совсем забыла об Армене, даже не позвонила ему, — вспомнила Кира. — На кой он тебе? — Он предложил прихватить меня в город, они со Светланой собрались в квартиру, там сестра и брат Зои Оганезовны. Еще одна смерть. Или все же убийство? Как думаешь? — Завтра узнаем. — Господи, что за день?! Следственная группа и «Скорая», уже уехали. Кира с Максом сидели рядом на диване при свете лампы торшера. Кира вертела в руках дедовы очки, то складывая, то вновь расправляя дужки. Стекол в оправе не было, Кира их даже не увидела поблизости, когда поднимала очки с пола. Выскочили и куда-то отлетели? Или подобрал кто-то? Как же тогда оправу не заметили? Почему-то этот вопрос сейчас казался самым важным. От монотонных движений уже начали побаливать пальцы, но Кира все никак не могла расстаться с вещью, принадлежавшей деду. — Дай сюда, доломаешь! — Арканов отобрал наконец у нее оправу и положил на столик торшера. — Тебе в город зачем? Утром отвезу, сейчас иди спать. Я останусь с тобой, здесь, на диване лягу. Подушку только мне кинь. — Я хотела напроситься заночевать к матери. Мне нужно обыскать ящики в «стенке», где у нее документы. Хоть что-то она хранит в память о бабушке! Если ребенка забирают в приют, то куда девают личные вещи? — Наверное, есть какой-то специальный склад в детском доме. Где она жила с матерью до того, как попала в приют? — Не знаю, Макс! Мне только сегодня дед рассказал, что мама там воспитывалась до восьми лет, а потом ее удочерила пожилая пара. Где в это время была моя бабушка Кира Владимировна Нестерова, могу только догадываться. Письма, которые мы нашли в доме Муравиных, — от нее. Все семь из Ленинграда, но без обратного адреса. Последнее от третьего декабря шестьдесят девятого года. Мы как раз хотели с дедом их почитать… — Где они? — На комоде, наверное. Когда я пришла, дед в ящиках что-то искал. В общем, начала я зачитывать вслух одно письмо, а дед в это время наткнулся на коробку, в которой лежат детские вещи моего отца, и разволновался… Я предложила выпить чаю и спокойно прочесть все письма. Дед сразу засуетился, знаешь, для него это священный ритуал — как бабушка Тамара заваривала, в два этапа. Я и не вмешиваюсь никогда. Вот и вышла на крыльцо посмотреть, где ты, а вернулась… К глазам вновь подступили слезы, но она быстро справилась с собой. Потому что побоялась, что все повторится — руки Макса на плечах, ее безвольно колотящееся сердце, слабость и одно только желание — чтобы не отпускал… Макс принес не только письма, но и бечевку, которой они были перевязаны. Бросив пачку конвертов на диван, он пробежал глазами по строкам письма, которое Кира уже читала. Оно было совсем коротким, на полстраницы. Кира разложила письма по датам на штемпелях — да, они все были написаны в период с июня по декабрь шестьдесят девятого года. Она вынула листы из конвертов. — Ну, я в общем понял: Катя — Муравина, Кира — твоя бабушка. А Зоя — тетка Армена. Хотя мало ли девиц по имени Зоя жило в то время? |