Книга Весенние расследования, страница 19 – Анна Князева, Татьяна Устинова, Анна и Сергей Литвиновы, и др.

— Обиделся сильно. — Волнение усилило акцент Мелконяна, порой он ошибался в словах.

— На что именно?

— Сначала Надюша обещала прописать меня у себя в квартире, а потом отказалась. — Он шмыгнул носом. — Еще оскорбила мое мужское достоинство. Сказала, что я возобновил себя Казановым.

Нина Курочка подняла голову и встревоженно спросила:

— Так и писать: возобновил себя Казановым?

Усмехнувшись, Сергей Дуло перевел:

— Пиши: возомнил себя Казановой. — После этого он снова задал вопрос Мелконяну: — Расскажи, как все было.

— Я обиделся и, когда привез Надюшу в гараж, привязал ее к стулу.

— В гараж поехали по ее просьбе?

— Она хотела там что-то забрать.

— Что было дальше?

Самвел Мелконян продолжил:

— Хотел получить компенсацию. Забрал у нее ключи и поехал на квартиру за деньгами. Вернулся, смотрю — она мертвая.

— Что именно собрались компенсировать?

— Возил ее куда скажет! Ну и за остальное… — Самвел опустил глаза.

— У вас были интимные отношения?

— А я о чем говорю?…

— Сколько денег забрали из квартиры Бруновой?

— Двести тридцать четыре тысячи. Ну и золотишка немного. Вы об этом уже знаете.

— Зачем пришли во второй раз?

— Когда был понятым?

— Ну да.

— Зря пришел. — Мелконян вздохнул и помотал головой. — Увидел вас, хотел убежать, но вы же не дали.

Сергей Дуло повторил свой вопрос:

— Зачем пришли во второй раз? Назовите причину.

Мелконян искоса посмотрел на Дуло и, прищурившись, произнес:

— За электрическим чайником. Мой сгорел, а Надюше чайник уже не нужен.

Когда посреди ночи Сергей вернулся домой, его буквально шатало от усталости. Полина, как всегда, поднялась с постели, чтобы встретить мужа.

Из прихожей Сергей переместился в гостиную и сел на диван.

— Есть хочешь? — поинтересовалась она.

Он молча помотал головой.

— Что с твоим делом? — спросила Полина.

— Убийцу поймали. — Он взял ее за руку. — Ты была права — все дело в обиде.

— Вот и хорошо. — Полина помогла мужу снять свитер.

— Ты вот что, — сказал Сергей. — 3автра утром, часам к десяти, собери вещи.

— Зачем?

— Поедем на все выходные за город. Ты, я и Лидочка.

Полина прижалась к мужу и обняла его за шею.

— Договорились.

Она любила его, а он, ясное дело, любил родину.

Такое бывает, и даже довольно часто.

Кроме родины, Глеб любил еще свою карьеру — истово и с огоньком занимался ею, оглаживал и похлопывал со всех сторон, как норовистую лошадь. Карьера гарцевала, помахивала гривой, хорошо кушала, нагуливала бока, отливала глянцем и росла не по дням, а по часам, грех жаловаться.

Еще он любил музыку — джаз, разумеется, — и маму, которая издалека руководила своим мальчиком во всех вопросах, включая любовь, карьеру и джаз.

А Груня любила его с самого первого курса — скоро десятилетний юбилей грянет.

Полная бесперспективность подобного рода любви очевидна всем — но всегда почему-то становится очевидной годам к сорока. Ну, уж точно после тридцати.

Груне до тридцати ждать было еще два года — вон сколько. Поэтому она его любила, а он продолжал любить родину — гарцевать на карьере, выпасать ее на тучных пастбищах и слушать джаз и маму.

Еще был Ванечка, его она тоже очень любила.

Ванечка похож на Макса, а с Максом они развелись очень быстро — как только поженились, так сразу и развелись.

Почти. Почти так.

Ужасное имя — Максим. Отвратительное. И как это свекровь угораздило назвать сына таким кошачьим именем! Впрочем, свекрови имя нравилось. Она им гордилась, всегда выговаривала старательно — Максим, и никаких сокращений от этого имени не допускала. Зато Грунино ей не нравилось нисколько. Груне и самой не нравилось, да что же делать, когда родители, филологи, русофилы и знатоки классической и всех прочих литератур, считали, что у девочки должно быть хорошее русское имя!