Онлайн книга «Весенние расследования»
|
Кроме того, ее муж ничего не замечал. Он никогда и ничего не замечал, и это раздражало ее ужасно. Он приезжал с работы, сдирал с шеи очередной итальянский галстук, по дороге в ванную оставлял на креслах и стульях последовательно пиджак, рубашку и брюки, напяливал майку и джинсы, протертые на коленях до дыр, и весь вечер таскал Ванечку на руках, делал ему «козу», громким голосом декламировал глупые стихи, фальшиво пел глупые песни, потряхивал, подбрасывал, пощекотывал и заливался идиотским отцовским смехом, когда Ванечка пускал на него слюни. Поэтому Ванечка сказал «папа» примерно на год раньше, чем «мама», а Груня только и делала, что выслушивала лекции близких и дальних о том, что отец портит ребенка и в конце концов испортит окончательно. Испортить ребенка окончательно Максу не удалось. Они развелись. Груня была уверена, что Макс и в этом случае ничего не заметит, и ошиблась. Она была уверена, что, если пообещает ему беспрепятственные свидания с сыном, Макс нисколько не огорчится, даже, пожалуй, обрадуется — больше не придется жить с женой, которая постоянно и упорно ему изменяет, кидается к телефону, уходит с ним — с телефоном то есть — в ванную, а выходит оттуда все с тем же телефоном и красными от слез и «чувств-с» глазами. В конце концов, ни один мужчина, даже такой «равнодушный», как Груня определила для себя Максову сущность, долго терпеть вряд ли сможет. — Ты сошла с ума, — сказал Макс, когда она объявила ему, что уходит, и ей вдруг показалось, что он умер. Вот так взял и умер у нее на глазах, и то, что он сидит и говорит, и снимает очки и трет глаза, и снова надевает очки, совершенно не означает, что он до сих пор жив. — Ты не думай, — затараторила Груня, испуганно рассматривая мертвого Макса, — Ванечка останется. То есть он, конечно, не останется с тобой, но ты можешь с ним видеться хоть каждый день, как всегда. — Ну да, — согласился Макс. Груня перевела дыхание и бестолково и неаккуратно налила себе воды из бутылки. Она не думала, что объяснение будет таким трудным. Макс встал из-за стола и пошел куда-то, странно моргая глазами, как сова, потом вернулся и повторил зачем-то: — Ты сошла с ума. Больше он не говорил ей ничего такого, и они развелись легко и интеллигентно, как в кино. Макс стал просто «старым другом», «хорошим товарищем», проверенной «боевой подругой», умной, всепрощающей жилеткой, плечом, локтем — частью ее гардероба или анатомии. Только бабушка однажды сказала: — Так не бывает. Груниной бабушке стукнуло восемьдесят восемь, и Груня привезла Ванечку, чтобы та его «потетешкала». Бабушка «тетешкала», «тетешкала» и про Макса выспрашивала. Груня ей и выложила про плечи, жилетки и еще про то, что он идеальный отец, и еще про то, что он «равнодушный», и про то, что она «освободила» его, чтобы он мог спокойно строить свою личную жизнь. И немного про Глеба рассказала и свою неземную, единственную на всю жизнь любовь. Бабушка посмотрела на Груню внимательно. У нее были короткая седая стрижка, свитер до колен и на каждом пальце по кольцу. Груня ее обожала. — Матушка, — сказала она внучке, — ты и впрямь так глупа или притворяешься? — Ты что?… — С чего ты взяла, что мужчина, которого ты оскорбила, может стать тебе другом?! Что это вообще за дружба с мужчиной?! — И тут бабушка раздула аристократические ноздри и сунула Ванечке костяной веер тысяча девятьсот третьего года выпуска. |