Книга Французское наследство, страница 76 – Дарья Булатникова

Раздумья прервал звонок в дверь. Преисполнившись нехороших предчувствий, Лёлька пошла открывать. Предчувствия не обманули — в прихожую ввалилась её мама Марина Евдокимовна. Задыхаясь после стремительного подъема по лестнице, она сунула Лёльке огромный продолговатый пакет, странно легкий и упакованный в оберточную бумагу, плюхнулась на пуфик и принялась обмахиваться подвернувшейся под руку газетой. Лёлька изумленно потрясла пакет и сразу сообразила, что в нем находится, потому что изнутри донеслись громкая возня и возмущенный вопль. На вопль первым примчался Лукаш, потом Марго, за ней ковылял жующий что-то Олег.

Увидев Маргариту, Марина Евдокимовна забыла про одышку и кинулась к ней, едва не уронив на Лукаша чашу для благовоний. Спаниель шарахнулся под ноги Олега, и Лёлька замерла, в ужасе ожидая повторения ночной эквилибристики. Но Олег умудрился сохранить устойчивость и даже чашу успел поймать на лету. Что значит тренировка в экстремальных условиях! Пока Марина Евдокимовна радостно теребила Маргариту, то и дело сбиваясь на упреки в адрес собственных непутевых детей, Лёлька содрала со свертка бумагу и из клетки, находящейся в нем раздался знакомый ликующий бас:

— Едрррёна макарррона!

Встрепанный попугай, помогая себе клювом, взгромоздился на жердочку, крякнул и принялся тщательно проверять целость своих перьев. Ошалевший Лукаш громко залаял.

— Итак, нашего полку прибыло, — уныло констатировала Лёлька. — Мама, оставь Маргариту на секунду в покое и объясни, зачем ты притащила этого хулигана? Хочешь сказать, что Гошка уже не в состоянии за попугаем присмотреть?

— Гошик сегодня утром улетел на неделю в Грецию, сказал, что ему нужно развеяться, — поджав губы, сообщила Марина Евдокимовна. — А к нам Румбо везти нельзя, ты же знаешь, что у отца на него аллергия. Пусть птичка поживет у тебя немножко.

Птичка, склонив голову набок, внимательно выслушала эту тираду и удовлетворенно констатировала:

— Жрать, жрать и жрать! — Потом, поразмыслив, сварливо добавила: — Засррранцы!

Лёлька закатила глаза и поволокла попугая в комнату. Крюк, на котором при жизни дедушки висела клетка, был цел, и Румбо занял своё законное место, что привело его в полнейший восторг.

— Карррамба! — взревел попугай адмиральским голосом, лихо задрав перья на голове. — Тррубочку закуррим! Ферштейн, парразиты?!!

Белого какаду дедушке много лет назад подарили друзья. Попугай был молод, талантлив и принялся слету усваивать любимые словечки хозяина. Особое пристрастие Румбо испытывал к ругательствам, содержащим букву "р". Так что демонстрировать его в приличном обществе было крайне рискованно — птичий лексикон изобиловал непечатными выражениями. Именно поэтому Лёлькиной маме пришлось упаковать клетку при перевозке — в темноте попугай обычно молчал, как партизан.

Когда старый адмирал умер, Лёлька смогла выдержать общество Румбо только два дня. Её сердце обрывалось каждый раз, когда за спиной слышался дедушкин громкий смех, покашливание и раскатистый бас. И на третий день Игорю пришлось увезти попугая в свою только что купленную квартиру. По недомыслию или из-за жаркой погоды он транспортировал его, не накрыв клетку. В троллейбусе для Румбо настал звездный час: он трижды на бис исполнил куплет "Шел трамвай девятый номер, на площадке кто-то помер. Тянут, тянут меррртвеца, ламца-дрица-аца-ца!", а в промежутках костерил ошарашенную публику на чем свет стоит.