
Онлайн книга «Белая колбаса любви»
Джамалу наверняка не хотелось, чтобы во всей этой истории начали подробно копаться. Лариса с моей помощью отправила Петьку в Германию — долечиваться в хорошей частной клинике. Я решила, что пока общаться с ним не готова, хотя и не стала никого посвящать в подробности его аферы. Позвонила мамуля и сообщила, что Хунь оказался не тем единственным, потому она оставила попытки охмурить его с головы до ног, и увлеклась сеансами коллективной йоги. Мы с Пелагеей отправились к маме в Испанию и неделю провели у моря, пытаясь открыть свои чакры, но в итоге у Пелагеи началась аллергия на солнце, а у меня закончился запас терпения, и мы отбыли домой. Через месяц я нашла в себе силы съездить на завод. Встретив меня, старый лис замел хвостом сильнее обычного. О последних событиях он уже был наслышан, слухи в маленьком городе разлетались мгновенно: — Софочка, я оценил, что ты меня не уволила. Спасибо. Ты же знаешь, я верой и правдой. Чуть не сгорел тогда. Хорошо, что уборщица меня открыла, не то бы все, каюк. Знаешь, чудесная женщина оказалась, душевная. Тут такие чудеса, — зашептал он, обрадовавшись, что скандалить я не намерена. — Вчера деньги пришли на счет. Пять миллионов. Нашлись, стало быть? Я только собрался тебе звонить. Я немного помолчала, но сделать вид, что я была в курсе, не вышло. — Ты что, ничего не знала? — Догадывалась, — вяло промямлила я, допивая кофе. — Что делать с ними будем? — деловито осведомился он, потирая руки. — Как что? Переоборудуем завод, линию запустим. Белые колбаски должны увидеть белый свет, в память о Борисе. Хоть он и гад, — подумав, хлопнула я по коленкам, и уныло побрела на выход. Еще два месяца ушло на закупку оборудования и наладку производства, рецептура колбасок прошла проверку, и нас включили в государственную программу импорто-замещения. В ближайшее время мы готовились вывалить на прилавки области тонны колбас, а пока все шло в рабочем режиме. На наш многострадальный завод даже наведался министр пищевой промышленности с проверкой. Дядя Джамал никак себя не проявлял, хотя я каждый день ожидала, что мне на голову упадет кирпич или балкон. Время шло, но все было тихо, и я понемногу успокоилась, хотя морально готовила себя к переговорам или чему похуже. Прошло примерно четыре месяца, а если быть точной, три месяца и двадцать один день. Пелагея продолжила жить у меня, заявив, что перед лицом опасности родные люди должны сплотиться и мужественно принимать удары судьбы. Какие именно удары она имела виду, я не стала уточнять, потому что и дураку ясно — идти ей было некуда. В церковную лавку возвращаться она категорически отказалась, потому что, по ее словам, пребывая у меня в гостях, много грешила. У меня ей жилось сытно, тепло и вполне комфортно. По крайней мере, она даже набрала несколько кило и перестала вызывать у меня постоянное желание ее накормить. Так что сестрица Борьки была почти счастлива. Иногда она все же замирала, с грустью глядя в окно, и вздыхала на манер Моти. Эти две особы явно тосковали по Толику. Я тоже иногда тосковала, хотя причин, вроде бы, не наблюдалось. Я дописала свою десятую книгу, в отместку судьбе, не сделав главную героиню счастливой в конце: не одной же мне страдать? Редактор пришла в восторг и заявила, что книга требует продолжения, и мне стоит засесть за серию. Так что работой я была обеспечена на ближайшие пару лет. А там как карта ляжет. |