Книга Королевы бандитов, страница 155 – Парини Шрофф

– О, прям как ты «убила» Рамеша, да?

– Заткнись, Фарах. Перед тем как я убила Даршана, он меня душил. – Гита откинула дупатту и указала на синяки у себя на шее.

Фарах примолкла и даже подвинулась ближе к ней на диване, внимательно слушая.

– Я тогда сразу подумала, что именно он и нападал на девчонок с вашей окраины. Тот же почерк.

«Ну, отлично, теперь и я заразилась дурацкой манерой Салони изъясняться, как персонажи «Си-Ай-Ди»!» – разозлилась на себя Гита. Приглушенное хихиканье Фарах подсказывало, что она тоже находит такую манеру дурацкой. Гита ткнула ее локтем в бок. Фарах ответила тем же.

Кхуши на эту драчку внимания не обратила. Она поднесла к губам мундштук кальяна, затянулась и выдохнула вместе с дымом:

– Это вполне могли быть и тот, и другой. Рама знает, насильников в нашем мире хватает.

– И получается, что я убила обоих. А значит, вы ничего не должны Фарах. В отличие от меня.

Кхуши устремила на нее пристальный взгляд – Гита прочла в нем искреннее уважение и немедленно просияла.

– Любопытно, – кивнула Кхуши. – А вы правда убили Даршана? Я, конечно, догадываюсь, что так оно и было, но хотелось бы от вас услышать, почему.

– А я вот сомневаюсь… – начала Фарах, но Гита ее перебила:

– Потому что такие, как он, не видят проблемы в том, чтобы, как вы сказали, «залезть под юбку» кому бы то ни было. А я вижу.

– Амали! – позвала Кхуши, отвернувшись от Гиты. – Принеси-ка нашей гостье чая. А теперь, Гитабен, давайте поторгуемся…

Рамеш при всей своей инвалидности умудрился влиться в деревенскую жизнь, наладил отношения с местными и даже нашел себе кое-какую подработку. Что уж там ему помогало – магия или усердие – неизвестно, но он исправно чинил велосипеды и плетеную мебель, разливал чай в ларьке и скручивал листья бетеля для разных продавцов, всё делая на ощупь. В качестве оплаты Рамеш принимал только мелкие банкноты, но мог с легкостью различать на ощупь и номинал монет.

С тех пор как по деревне со скоростью сезонного гриппа распространилась весть о возвращении Рамеша («Он жив! Похоже, его женушка никакая не чурел!»), Карем к Гите не заглядывал. Она не знала, расстроен ли он, учитывая, что как раз накануне они вместе провели ночь. Независимо от ответа на этот вопрос ее саму ситуация с Каремом расстраивала донельзя. Две ночи подряд в голове Гиты кружились воспоминания об их разговорах (под аккомпанемент Рамеша, храпевшего на все лады у крыльца), и теперь ей не давала покоя загадка: Карем дважды упоминал о том, что Рамеш слеп, – как он мог узнать? При этом она надеялась, что Карем не вообразил себе, будто между ними чаккар и что до него все-таки дошел слух о слепом черве, который теперь спит под дверью Гиты в показном публичном покаянии на подаренном кем-то чарпое. Заблудший муж вернулся, чтобы смиренно пасть к ногам брошенной жены.

Вся деревня считала, что он пытается заслужить прощение и что это очень романтично.

Гита считала, что на нее обрушился ушат дерьма, в котором плавают неприятности.

Ей еще только предстояло подать прошение о разводе в панчаят, пока же делать это было бессмысленно – односельчане от мала до велика видели в Рамеше образчик мужества, жизнестойкости и умения приспосабливаться. Чтобы начать действовать, Гите нужно было дождаться двух благоприятных обстоятельств: когда Кхуши выполнит данное несколько дней назад обещание найти подходящего кандидата от далитов в деревенский совет и когда социальный рейтинг Рамеша обрушится. Сейчас же люди восторженно судачили, как ей повезло: дескать, оказаться в грязи легко, а вот выбраться оттуда почти невозможно. Рамеш был ее законным мужем, его имя значилось в документах на их старенький дом, он занимал свое место в деревне, и оно находилось рядом с Гитой. На то, чтобы выгнать его, не имелось никаких формальных оснований.