Книга Абсолютно неправильные люди. Дорога из вечной зимы, страница 108 – Ольга Назарова

От этих раздумий академика отвлекла Милана:

– То есть вы всё поняли, да? Как же я рада! Теперь-то вы понимаете, что ваша жена была не химиком-академиком, а химицей-академицей? А до этого – профессоркой?

Язвительный смех Игоря Вадимовича, раздавшийся в тихом уголке его владений, спугнул двух трясогузок и встревоженную Софию, пробиравшуюся за кустами, чтобы не допустить страшного – вдруг отцу станет плохо от этой невозможной хамки? Как эта Милана могла с ней общаться, как со старухой?! А теперь ещё и к отцу пристала!

– Миланочка, моя жена была изумительной женщиной! Женщиной до мозга костей! Но при этом она была именно химиком и академиком – ей попросту не было нужды оскорбляться на мужское название своей любимой профессии и научного звания. Они её никак не унижали просто потому, что она делом занималась, а не тратила кучу времени на непонятную борьбу! Она бы сейчас смеялась до слёз над этими доводами!

– Почему же непонятную борьбу? Очень даже понятную – за женское достоинство! – возразила отважная Милана.

– Помнится, мне мой коллега из США рассказывал, как феминистки у них в своё время протестовали против названия профессии полисмен, всерьёз требуя называть женщин-полицейских полисвумен. А самые радикальные феминистки требовали сменить название Манхэттен, потому что часть этого названия Мэн, то есть мужчина, оскорбляла их, как женщин. Легко же их можно оскорбить… А вот у моей жены достоинство, о котором вы говорите, и без борьбы было, и название профессии его никак не уменьшило, удивительно, да? И к чему бы это… И вообще, хорошо достоинство, для которого надо бороться со словарями… А то ведь можно до абсурда добороться.

– Не со словарями, а с миром мужчин! И нас много! Вот я такой борец! – Милана смело расправила тонкие плечики.

– Милана, мир – он общий. И мужчин, и женщин. Бороться против мужчин можно, конечно, только тогда уж называйтесь соответствующим образом – борчихой или борцуньей. Ну, можно ещё борчицей.

Милана возмущённо сжала кулачки, уставившись в спину вредного старикашки. Почему-то слово «борчица» у неё энтузиазма не вызвало, видимо потому, что было очень похоже на горчицу, а эту приправу она с детства ненавидела!

– Вот уж удружил так удружил Брылёв… И я… как же я так промахнулся? – самокритично рассуждал Вяземский, – Надо же было сначала с ней побеседовать! В следующий раз непременно всё сам проверю! – академик был разочарован. И прежде всего тем, что визит был запланирован на несколько дней… нельзя же, в конце-то концов, позвонить Брылёву и потребовать забрать «вот это».

– Отец, как ты себя чувствуешь? – Cофия едва не выпала на дорожку, запутавшись в кустах.

– Отлично я себя чувствую… Неужели же ты думаешь, что меня может вывести из себя какая-то девчушка? – cнисходительно хмыкнул академик и был в корне неправ!

Он просто не оценил в первом сближении Миланин потенциал!

– Я тут подумала и поняла, что я – борица, вот! – «обрадовала» его Милана через небольшой промежуток времени, вызвав у собственной матери, присутствующей при беседе, судорожное сердцебиение. – А вы… вы не правы! Давайте я вам ещё раз всё-всё объясню.

Найдя достойного соперника, прекратить спор очень сложно! Милана обычно разговаривала на любимую тему или с единомышленницами, или в стремительно образующемся вокруг неё вакууме – почему-то собеседники разбегались, как тараканы от дихлофоса. А тут – раздолье! Академику сбежать куда-то было невозможно – он был дома. Отправить Милану курьерской доставкой прямиком в нежные объятья любящего отца не позволяла гордость, так что через некоторое время он полностью перешёл на осадное положение, скрываясь в собственном кабинете и отговариваясь срочной работой. Антону Игоревичу и Софии было значительно сложнее – академик приказал им принимать гостей любой ценой, и они скрипя зубами выслушивали Милану, причём, София уже несколько раз наведывалась к заветной скамейке, хищно соображая, сможет ли сама её сдвинуть, а потом поставить на место, если возникнет такая нужда… А Антон спасался, скрываясь от кошмарной девицы, разом отомстившей ему за всех его студентов, в гостевом доме. Он нырял туда как кролик в нору и начинал названивать жене.