Книга Игра в убийство, страница 40 – Людмила Мартова

Скоропалительный брак оказался успешным и стабильным, в семье подрастала чудесная белокурая девчушка с умильными кудряшками, коллега выкладывала в Инстаграме фото с потрясающими видами сопок, моря, гейзеров и вулканов, светилась счастьем и довольством и постоянно звала в гости всех знакомых, включая Аленку. Та благодарила, но всерьез предложение не рассматривала.

– Соглашайся, – две недели назад сказала Ира Удачина, та самая бывшая коллега, – ко мне летит сестра с мужем, они тебя и в аэропорт на своей машине отвезут, и в дороге помогут, и компанию составят. Когда еще соберешься! А места всем хватит.

О своем спонтанном решении, узнав о котором многие знакомые крутили пальцем у виска, Аленка не пожалела. Прилетев, они забросили вещи и сразу поехали на смотровую площадку, с которой открывался вид на город и знаменитые дымящиеся камчатские вулканы. «Здесь начинается Россия», – было написано на установленном специально для фотографирования знаке, и Аленка вдруг испытала мощный прилив гордости, хотя до этого в излишнем патриотизме себя никогда не подозревала.

Потом был завтрак, к которому полагалась красная рыба, салат из печени трески, мясо крабов и очень много красной икры. Аленка ела и с трудом удерживалась, чтобы не облизывать пальцы, так было вкусно. Потом состоялась поездка к океану, который на русском языке называется Тихим, а на английском, пожалуй, лучше подходит слово «мирный». И на его берегу, разувшись и погрузив ноги в холодную сентябрьскую воду, Аленка испытала основательно подзабытое чувство умиротворения.

Небо было голубое, вода тоже, и ее голубой купальник, купленный в оставшейся далеко позади жизни, выделялся ярким пятном на черном вулканическом песке прибрежной кромки. В воздухе разливалась какая-то особая мощь, видимо, связанная с осознанием того, что ты находишься на краю земли. Дул ветер – Ирина сказала, что на Камчатке он называется бабьим, и этот термин даже внесен в словарь ветров. Забавно как!

К вечеру первого дня путешественники не чувствовали под собой ног, шатались, словно пьяные, от бессонной ночи, долгого перелета, новых впечатлений и визуального «обжорства». Утром накрытый стол снова ломился от камчатских деликатесов. Ира напекла блинчиков. Аленка шмякнула на тонкое кружево теста щедро наполненную ложку икры, свернула трубочкой, надкусила, блаженно зажмурилась и вдруг услышала:

– Сегодня едем на барк «Седов».

– Что? – Она распахнула глаза и уставилась в лицо Иринки, невозмутимо водружающей на тарелку свежую порцию блинов с пылу с жару. – Ты имеешь в виду парусный барк? Тот самый? Знаменитый? Так у него же порт приписки Калининград.

Учебное парусное судно – барк «Седов» – был крупнейшим в мире четырехмачтовым парусником, занесенным в Книгу рекордов Гиннесса. Помимо «Седова», имелся еще «Крузенштерн», и про два эти барка мама Аленки когда-то могла взахлеб говорить часами. Это была ее мечта – увидеть один из них воочию. Мамы не было в живых уже три года, и временами, краем глаза выцепив белоснежные паруса из картинки в телевизоре, Аленка чувствовала сожаление и какую-то внутреннюю вину за то, что мечта не сбылась.

– Вот балда, – ласково улыбнулась Ира. – Лень, ну, объясни ей!

Леней звали Ириного мужа, того самого, которого коллега привезла со знойных курортов Египта. Как бывший моряк, он, видимо, должен был стать для Аленки непререкаемым авторитетом. Впрочем, этот незнакомый мужик с первой встречи ей понравился, ибо производил впечатление человека доброго, основательного и надежного.