Книга Самый лучший не рыцарь, страница 70 – Ольга Назарова

Кухня наполнилась вкусными запахами, пробившимися даже через простуду, приятными звуками готовки, шумом кипящего чайника и Иван, от неожиданного ощущения уюта чуть не уснул прямо на кухонном диване с чашкой горячего чая в руках.

– Эх, ты… а сам ругался, что я трудоголик, – улыбалась ему Марина через стол, – Ешь скорее и выпей лекарства, а то совсем разболеешься.

– Неее, мне нельзя, я ещё в понедельник договорился, что нас ждут в деревне в любое время, как только тебе будет удобно поехать! Или ты уже передумала? – внезапно забеспокоился он.

– Нет, не передумала. Давай выздоравливай скорее, и мы поедем!

Это «мы поедем», наверное, было самым хорошим изо всех событий, приключившихся с Иваном за последнее время.

Иван уже засыпал, когда внезапно сообразил, что если уж Марину не отпугнул его вид, отнюдь не образцовое состояние, и абсолютно не «рыцарственное» поведение – сидел кулём на диване, чуть носом не клевал в тарелку, а потом как усталая долгой дорогой черепаха, по стеночке переполз в свою комнату, то всё он правильно понял! Всё абсолютно верно! И особенно приятны были сказанные Мариной перед уходом слова:

– Хочешь, я завтра приеду?

– Ещё бы я не хотел! Вот чудачка… – бормотал Иван, засыпая. Его простуда, недовольно ворча, поджимала склизкие лапы, подпираемые хорошей едой, горячим чаем, лекарствами и замечательным ощущением того, что он не один, что… да, пожалуй, что даже нужен и нравится, хоть самому на себя сейчас и смотреть-то противно.

Марина ехала домой, вспоминая метод, который сама недавно подсказала Асе.

– Ну, вот уж больным я его не просто представить могу – видела воочию. Всё остальное тоже воображается запросто – старый, седой, слабый. И как вам, Марина Владимировна? Противно? Неа! Ни разу! Мне же всё равно с ним хорошо.

Она улыбалась, вспоминая, как он пытался извиняться за свой вид, старался не уснуть за столом, радовался возне Танюты с Карри, хотя у него однозначно очень болела голова – за виски хватался. Если бы Иван её в тот момент видел, то ясно бы понял, что не просто нужен и нравится. Но Иван мирно спал со счастливой, набегавшейся и сытой-сытой Танютой под боком, а Марина решала свою задачку – кто они друг другу и как теперь себя вести.

– Аааа, всё равно ничего умного не придумаю! Буду как жаба в луже – плюхнулась, а дальше по обстоятельствам! – решила Марина.

Утром она, разумеется, засомневалась, а надо ли ехать…

Но вспомнила про радость Ивана, когда он её увидел, и решила – смотаться если что, она всегда успеет, а вот не поехать неловко – обещала же.

Позвонила и убедилась, что Иван её очень даже ждёт, да и поехала.

С точки зрения Марины, самым сложным для двух взрослых людей, оставшихся наедине не по работе, не по делам, а просто так, если, конечно, эти люди всё-таки люди, а не кролики, является ситуация, когда им не о чем говорить. Тогда возникают страдальческие паузы, судорожный поиск тем, или просто неловкое, неподъёмное молчание.

С Иваном, даже простуженным и температурящим, такой проблемы и близко не было. Они болтали совершенно непринуждённо обо всём, что приходило в голову, пока Марине не пришла в эту самую голову мысль о том, что она вообще-то мешает отдыхать больному человеку. Но стоило только заторопиться домой, как она услышала: