Книга Дорога к себе, страница 107 – Ольга Назарова

Как только таксик заподозрил такой пробел в жизнеощущениях СВОЕГО человека, так сразу принялся с превеликим жаром его устранять, и Николаю померещилось, что воздух вокруг стремительно сгустился в нечто длинное, чёрное, счастливо верещащее и отчаянно облизывающее его нос.

— Да что ж это такое-то? А?

— Йййаааа-ййаааа-ййаааа! — просветили его, ни на секунду не прерывая зализ.

— Это ты, что ли? — Николай сфокусировался на пространстве и собственном положении в нём, осознал, что лежит на спине, а на его груди и отчасти на шее вертится то самое собакообразное несуразное, которое он сегодня, нет… уже вчера, спас в лесу. — Откуда ты тут взялся?

Длинная морда, вибрирующая от волнения, счастья и предвкушения дальнейших объятий и нежностей, очень внятно и понятно изложила свою версию событий:

— Иииивууу ваааа ийййва!

— Понятно, что ничего не ясно! А забор?

— Да какой там забор! — на гАворе — собачьем наречии, ответил таксик, — Пааадумаешь, он даже в глубину не вкопан! И вообще, какой-то такой незаборный, что мне даже сильно рыть не пришлось.

Николай, конечно же, услышал только поскуливание, взлаивание и писк, поэтому ничего не понял, но решил, что пёс нашёл какую-то дырку в изгороди, хотя такс даже не тратил на поиски время — он её просто сделал. Причём не только в ограде Николая, но и в заборе Лены.

— Ладно… ночью искать и заделывать дыру я не стану — спать охота. Интересно, чем ты там гремел?

Николай обвёл взглядом тёмный двор.

— Вроде, машина стоит, деревья тоже, все остальные строения на месте… До утра всё терпит.

Тут такс развилялся хвостом так, что его заднюю часть начало заносить то в одну сторону, то в другую.

— Да! Самое-то главное — до утра всё терпит кроме этого шнурка! Тебя-то куда до утра девать? Утром-то я Лене верну это недоразумение…

— Как куда? Меня теперь только к тебе можно! — протявкал такс, но Николай его не понял, поэтому озаботился всякими глупостями типа подстилки.

Правда, то, что время он потратил зря, Николай осознал довольно быстро — когда к утру в сто восемнадцатый раз вытащил такса из-под своего одеяла и спустил с дивана вниз — к сложенному в плотную подстилку старому покрывалу.

Утром выяснились всякие разные интересные вещи — например, то, что заборы Лены и Николая оказались «прошиты таксом навылет», как выразилась Лена.

Что гремел такс перевёрнутыми вёдрами, выставленными Николаем на просушку около колодца.

— Они любопытные, он просто не удержался проверить, что это такое, — объяснила она.

И что по пути он ухитрился подрыть плитку дорожки, унюхав под ней что-то для себя интересное, и Николай едва-едва не улетел в свои любимые крыжовенные заросли, наступив на эту плитку.

— Ёлки-палки… не собака, а диверсант какой-то! — Николай решительно сгрёб «диверсанта» в охапку и вручил его Лене. — Я тебя прошу, унеси ты его, а?

— Ты, вроде как, ещё не понял… — с сомнением хмыкнула вредина, — Такс, похоже, уверен, что он — лично твой. Или ты — его… короче, вы — одно целое!

Таксик одобрительно тявкнул, но упёртый Николай замотал головой.

— Не-не-не… я на такие вещи не поддаюсь. Лен, мне не нужна собака!

— Бывают такие люди, — кивнула Лена, — Но ты — не из них. Хотя… как знаешь. У тебя всё равно выхода нет, но это тебе самому, видимо, надо понять. Пойдём, малыш!

«Малыш» горестно скулил всю дорогу до калитки и преданно смотрел на Николая, выглядывая поверх Лениного плеча.