Книга Стихея, страница 134 – Нана Рай

Голова кружилась. Несмотря на кофе, усталость брала свое. Снаружи занимался рассвет. Жаль, вместе с ним нельзя было начать жизнь с чистого листа.

– И что теперь? Сосуд полон. У них больше нет физического тела, чтобы мстить. – Голос Дейзи звучал так далеко, словно она находилась на втором этаже.

– Нет. Больше нет. Если они не найдут новое.

Лампочка вспыхнула в последний раз и погасла. Этой ночью изменилось все.

Уильям рухнул на пол посреди комнаты, которую снимал в доме у своих бывших студентов. Лунный свет резал глаза, проникая сквозь не зашторенное окно, поэтому Уильям крепко зажмурился. Голова крошилась от боли. Будто он состоял из мрамора, и сейчас мастер сверлом буравил в нем новые отверстия. В кромешной темноте проступали неясные образы чьей-то чужой, но такой знакомой жизни.

Детский дом, одиночество. Грубые голоса взрослых:

– Очень замкнутый мальчик.

– Он вообще разговаривает?

– Словно не от мира сего. А взгляд какой…

Затем подростковый возраст. И снова психологи проверяют, штудируют, препарируют его, словно какой-то экспонат:

– Интересный случай. Причем, по всем признакам, он в здравом уме.

– Говорит только в случае крайней необходимости.

Позже жизнь становится яснее. Сливается с той, которую он жил в подсознании. Уильям получил степень бакалавра по истории Великобритании. Чудом попал в Вэйландский университет на должность профессора. Или это было не чудо, а проклятье?

Проклятье, которое преследовало его с одна тысяча шестисот девяносто второго года. Боль исчезла, когда воспоминания перестали атаковать заблокированный разум. Уильям выдохнул и протер ладонью мокрый от пота лоб.

Неужели все ложь? Все его мучения, чувства, боль не существовали? Он не жил все эти жизни. Его душа томилась в чистилище и страдала. Какое изощренное наказание.

Сначала он встал на четвереньки, затем дополз до тумбочки. Достал из ящика шкатулку, в которой бережно хранил воспоминания из прошлых жизней. Люсинда, Люба, Вилда, Николетта, Кэйли… А Мелисса?

Шкатулка оказалась пуста. Вырезки из газет, письмо от Николетты, локон Любы… Все исчезло. Все было злой шуткой. Руки задрожали, и пустая шкатулка с глухим стуком упала на паркет. Он пытался нащупать на груди привычную цепь с перстнем. Но и они растворились в прошлом. Проклятье закончилось, он наконец был свободен. Вот только не чувствовал себя таковым.

Безумство. Уильям был безумен, когда влюбился в ведьму. И за свою любовь он заплатил сполна.

Улицы Вэйланда полнились тихой скорбью. После сожжения Айви люди словно отдавали дань трауру и не высовывались на улицу. Но на самом деле их снедал страх.

– Мари, Мари!

Она шла размашистым шагом, и короткие окрики Дейзи позади лишь заставляли ускоряться. Мари рассказала им все, что они хотели знать. Даже больше. И сейчас Мари имела право получить ответ на единственный вопрос: почему с ней так поступили?

Мари подняла шарф повыше, чтобы спрятаться от обжигающего мороза, и застыла перед двухэтажным домом, облицованным серым кирпичом. Крыльцо с витыми перилами вело к массивной двери, за которой пряталась женщина, ответственная за все.

– Мари, по улицам шастают люди общества, а пару дней назад сожгли Айви! – Дейзи остановилась рядом, упершись ладонями в колени, и попыталась отдышаться. – Когда Эллиот просил не высовываться, он имел в виду именно это, а не: ну, наденьте что-нибудь поярче, чтобы вас все заметили, и валите гулять. А еще обязательно помаячьте перед замком! – вскипела она. – Мы даже не можем прикрыться работой в «Чайной», потому что ты уволилась оттуда.