Онлайн книга «Выстрел в спину. Обречен на победу»
|
Лева положил перед следователем папку, хотел вновь сесть, но Николай Тимофеевич остановил его. – Минуточку, сейчас на место положишь. – Он вынул один лист, протянул Крошину. – Постановление о вашем аресте, ознакомьтесь. Крошин взглянул мельком, спросил: – На каком основании? – Мы же договаривались, дураков здесь нет, Александр Александрович. – Следователь спрятал постановление в папку, протянул Леве. – Об основаниях мы поговорим позже. Постановление я вам показал. Крошин вскочил, хотел выругаться, сдержался и спросил: – Ночевать буду уже в камере? – Вы, естественно, нервничаете и не обратили внимания, что в постановлении нет даты. – Следователь говорил так, словно решал вопрос: сегодня идти в кино или завтра. Крошин сел, не забыл поддернуть брюки, привычно задрал подбородок. – Спрашивайте. – Вы родились восемнадцатого июня тридцать третьего года в Ленинграде? – Да. – Отец был кадровым военным, мать преподавателем музыки в средней школе? – Да. – Отец погиб осенью сорок первого, вы с Марьей Ильиничной, – когда следователь назвал мать Крошина по имени-отчеству, Крошин чуть заметно вздрогнул, – остались в Ленинграде и перенесли блокаду? – Да. – Вы очень тяжело переносили голод? – Как все. – Как все, – повторил следователь, – но многие умерли. – Многие, – согласился Крошин. – Вы начали воровать в блокаду? – Нет! – Крошин побледнел, взглянул на следователя твердо. – В каком году в Ленинграде вы пошли в школу? – спросил следователь. Он по-прежнему ничего не писал, не заглядывал ни в какие записи. Только сейчас Лева понял, зачем Птицын летал в Ленинград. Крошин, задумавшись, смотрел в окно, улыбнулся чему-то, ответил: – В сорок четвертом. – Почему так поздно? – Болел. – Чем? Крошин поморщился, хотел сказать: все это не имеет значения, ближе к делу. Вам не удастся размягчить меня слюнявыми воспоминаниями. Вам не доказать убийства. Суд меня оправдает, если прокурор допустит до суда. За мой арест вы ответите. Как уже отвечали другие. Там, в Москве. – Я тяжело перенес голод, потом долго не мог ходить, – ответил с вызовом Крошин. Лева присутствовал при медленном, долгом, тяжелом разговоре, который совершенно не походил на допрос убийцы в прокуратуре. Крошин несколько раз хотел прервать этот разговор, но не мог. Причиной тому отчасти было присутствие Левы. Старый следователь рассчитал все точно. Крошин позер, любит публику, большое значение придает оценке своей персоны другими лицами. Если один на один Крошин еще способен отказаться от своего слова, то при зрителе никогда. Следователь и преступник медленно, неторопливо переходили из класса в класс, в конце концов успешно закончили десятилетку. Причем следователь порой лучше Крошина помнил имена-отчества преподавателей, знал их сильные и слабые стороны. «Какую же колоссальную работу проделал в Ленинграде мой коллега, – думал Лева. – И всего за двое суток. Как следователь все это помнит?» Крошин постепенно втянулся в разговор, забыл о сегодняшнем деле, о доказательствах. Сейчас его больше интересовало, что же еще знает этот седой огромный старик о нем, Александре Крошине? – Закончив школу, я уехал в Москву и поступил в институт. – Крошин придерживался в ответах максимального лаконизма и точности. – Я мог остаться в Ленинграде, но не захотел. Устал от материнской опеки, хотелось самостоятельности. Нет, она не урезала моих прав. Она говорила, что живет лишь для меня, и я все время чувствовал себя должником. Нет, мне не жаль было расставаться ни с мамой, ни с городом. Я торопился уехать. В институт поступил сразу. Да, хотел быть строителем. Не знаю почему, сейчас не помню. |