Книга Выстрел в спину. Обречен на победу, страница 399 – Николай Леонов

Гутлин лишь втянул голову в плечи. Кахи махнул широко рукой:

– Зачем понимать, дорогой? Люди попросили: сделайте все, как было двадцатого. Нам нетрудно. Слушай, не землю копать!

Гутлин кашлянул и смущенно сказал:

– Тут еще один человек сидел. – И, как всякий, не умеющий лгать, начал смотреть в сторону с фальшивым любопытством.

К ним подошел Гуров, улыбаясь, кивнул, сел на свое место.

– Кино. – Он подмигнул Усольцеву. – Социалистический реализм.

Отошел от кинокамеры Игорь Белан и хорошо поставленным голосом, который так не вязался с его внешностью сказал:

– Дорогие друзья! Для документального фильма, который готовит наша студия, необходима сцена молодежной свадьбы. Мы не хотели мешать вашему празднику двадцатого. Снимем ее сегодня. Спасибо, что вы пришли. Друзья, так как вы не профессиональные актеры и можете перед камерой оказаться скованными, я попрошу вас восстановить в точности обстановку прошлого. Сесть, как вы сидели, танцевать, как вы танцевали, выходить в вестибюль, если вы выходили. Прошу!

С шутками и смехом за столом стали пересаживаться.

– А я в другом платье.

– Петенька, – шептала невеста. – У нас на столе икры не было.

– Дура, это же кино.

Усольцев оглядел шумный зал, повернулся к Гурову и сказал:

– И все это для того, чтобы доказать, что Павел Астахов не убийца, а бог, а Сергей Усольцев – черт с рогами.

Гуров взглянул на часы, раздумывая: принять предложение Усольцева открыть карты или уклониться.

– А почему вы решили, что все происходящее имеет отношение к убийству Лозянко? – Гуров не смотрел Усольцеву в лицо – рано, они еще наглядятся друг на друга. – И почему решили, что происходящее имеет отношение к вам?

– Потому как не идиот. – Усольцев опрокинул в себя изрядную порцию. – Знаю, кто вы есть и чем занимаетесь. Известно, какие вопросы вы задавали моим бывшим, – он неумело рассмеялся, – приятелям. Я еще способен сложить два и два и удивляюсь одному… – Он замолчал, ждал вопроса.

Гуров никак не реагировал, словно не слышал. Ходжава хотел вмешаться, Гутлин ударил его по ноге.

– Я удивляюсь, – Усольцев снова наполнил рюмку, – почему я здесь сижу и принимаю участие в непристойном фарсе.

Самое страшное, если он встанет и уйдет, это конец, но Гуров подготовил ответ заранее:

– Ничего удивительного, вы, как всякий невиновный человек, не хотите, чтобы на вашем имени осталось пятно подозрения. Верно, Кахи?

– О чем говорить? – Кахи пожал плечами. – Я что угодно могу повторить, ничего не боюсь.

Подошла официантка, неловко улыбнулась, молча взяла со стола бутылку со спиртным и так же молча ушла.

Гуров понял, что в игру включился Серов. Молодец, умница: это одновременно и удар, и перекрывает Усольцеву возможность напиться и начать бутафорить.

Усольцев проводил официантку недоуменным взглядом:

– Положим, такого фортеля в прошлый раз не было.

– Арнольд, – обратился Гуров к Гутлину. – А куда из вашей машины подевалась игрушка?

– Понятия не имею, – пробормотал Гутлин. – Вчера была…

– Машину не взламывали? Больше ничего не пропало? – спросил Гуров.

– Нет. Ничего.

– Кахи, вы не брали обезьянку?

– Зачем обижаешь? – Ходжава даже привстал. – Зачем мне?

– Вам, – Гуров перевел взгляд на Усольцева, – незачем.

– Не смотрите в камеру, – крикнул Белан. – Расслабьтесь. Горько!

– Горько! Горько!