Книга Окно Иуды, страница 6 – Джон Диксон Карр

Стрела, много лет висевшая над камином, вся покрылась серой пылью, за исключением узкой линии на той стороне, которая, очевидно, была прижата к стене. В одном месте, однако, пыль была стерта – примерно на середине древка. Склонившись над телом, Ансвелл заметил на стреле четкий отпечаток пальца. Невольно он перевел взгляд на свою ладонь, держа ее перед собой, будто после сильного ожога.

И в этот самый момент, рассказывал он, в его сознании забрезжила догадка, чтó именно мог означать тот телефонный звонок, а также бледность на лице Мэри, некоторые разговоры в Суссексе и торопливое письмо, написанное накануне вечером. То было лишь промелькнувшее облако или призрак, прозвучавшее имя, которое он пропустил мимо ушей. Он чувствовал себя абсолютно потерянным, находясь в кабинете Эйвори Хьюма, стоя над телом Эйвори Хьюма, ибо в этот момент возникли иные, более важные обстоятельства, требующие его неотступного внимания.

Нет, то был не шум крови в его голове.

Кто-то настойчиво стучал в дверь.

_{ВЕРХОВНЫЙ УГОЛОВНЫЙ СУД}

4 марта 1936

КОРОЛЬ

против

ДЖЕЙМСА КЕПЛОНА АНСВЕЛЛА

Обвинение: преднамеренное убийство Эйвори Хьюма.

Судья: его честь Рэнкин.

Прокуроры: сэр Уолтер Шторм, К. Ю.^[1](генеральный прокурор), мистер Хантли Лоутон, мистер Джон Спрэгг.

Адвокат: сэр Генри Мерривейл, К. Ю.

Две стрелы остались висеть вплотную к стене над камином.

Боковая дверь, ведущая из коридора на бетонированную дорожку между домами, найдена закрытой, но не запертой на ключ. Скорее всего, это не имеет отношения к делу; задняя дверь тоже была не заперта.

Дверцы буфета в кабинете заперты, ключ от них найден в кармане покойного; однако буфет пуст. (?)

– Всем лицам, имеющим что-либо сообщить Верховному уголовному суду его величества, следует приблизиться и принять участие.

– Боже, храни короля и Верховный суд его величества.

В зале заседаний номер один судья в красном^[2]занимал свое место. В своей яркой мантии с черными полосами судья Рэнкин, человек невысокий и упитанный, выглядел еще ниже и дороднее. Однако двигался он с удивительным проворством. Под белоснежным париком, сидевшим на его голове не хуже настоящих волос, светилось здоровым румянцем округлое лицо. В небольших узких глазках, которые легко было представить сонными, сквозило настороженное внимание, что делало его похожим на директора школы.

Мы с Эвелин занимали привилегированные места позади юристов; помещение отсюда больше напоминало школьный класс, чем судебный зал заседаний. Даже столы были расставлены наподобие школьных парт. Выкрашенный в белый цвет высокий купол завершался стеклянной крышей, затуманенной влажным мартовским утром. Стены были обиты дубовыми панелями. Скрытые под карнизами электрические лампы отбрасывали на купол желтые отсветы, высветляя дубовую отделку стен и придавая прочим деревянным предметам в зале желтоватый оттенок. Возможно, сравнение со школьным классом приходило на ум благодаря царившей в помещении казенной чистоте, а может быть, виной тому было отсутствие спешки и суеты, как в движениях маятника старинных часов.

С наших мест лица барристеров^[3]были не видны: лишь мантии и парики, несколько ярусов белых париков с кудряшками на кончиках. Будто школьники на уроке, они наклонялись друг к другу и о чем-то шептались. Слева от нас на возвышении располагалось место для подсудимого, в настоящий момент пустое. Прямо напротив, за длинным столом солиситоров^[4], в глубине зала, стояли скамьи присяжных, рядом с ними – кабинка для свидетелей. Справа – массивные высокие кресла судей; над центральным креслом вертикально висел Меч Государства^[5].