
Онлайн книга «Семеро с Голгофы»
– И кто же там будет? – Естественно, вы, на этот счет можете не сомневаться. Далее – мистер Росс, как человек, представляющий интересы первой жертвы. Полагаю, на его скромность можно рассчитывать? – Разумеется. – Вас можно считать доверенным лицом мистера Леннокса, а третья жертва, мистер Брюс, будет представлять самого себя. Я намерен также пригласить доктора Грисуолда. В нем замечательно сочетаются ученость и ум, и мне трудно представить себе критика лучшего, нежели он. Вы, конечно, помните «Панчатантру»: Ученость смыслу уступает, Их разум, помни, примиряет. – Может быть, все-таки поделитесь своим знанием? – Грисуолд, – улыбнулся доктор Эшвин, – совершенно справедливо заметил, что вы меня испортили, мистер Лэм. У меня развился необыкновенный вкус к театру и театральным эффектам, и потому до вечера в среду уста мои – на замке. Мартин выругался про себя и утешился еще одним глотком виски. – Вы, конечно, возьмете на себя труд пригласить мистера Росса и мистера Брюса. С Грисуолдом я сам переговорю. Теперь что касается вторника… Мартин записал под диктовку Эшвина все, что ему предстоит сделать, и сунул лист бумаги в карман. – Боюсь, мне пора, – сказал он, поднимаясь. – Мне еще с Гуцковым предстоит сегодня покончить. – Право, мистер Лэм, ваши робость и разочарованость так забавны. Эти ваши «извините меня», да и само имя[75]– оно провоцирует на всякие дурацкие каламбуры. Право, с нашей, детективов, стороны просто жестоко обращаться со своими Ватсонами таким вот образом. – Да ладно, подожду, – буркнул Мартин с нарочито равнодушным видом. – И все же позвольте мне хоть чуть-чуть приоткрыть завесу тайны и обратить ваше внимание на следующие моменты. Эшвин принялся загибать пальцы: 1. Религиозная вера отца. 2. Избыточное алиби (на самом деле это даже не один, а два момента); 3. Удачная заминка на крыльце. 4. Скомпрометированная версия. 5. Смена орудия. 6. Монолог в Севилье. 7. Око за око, зуб за зуб. и главное, — 8. Семеро с Голгофы. – Как видите, – заключил доктор Эшвин, – я не зря читал Стюарта Палмера и Эрла Стэнли Гарднера, не говоря уж о Джоне Диксоне Карре[76], которого я никогда не устану нахваливать. – Спасибо за подсказку, – раздраженно бросил Мартин и вышел из комнаты[77]. Путешествие на пароме в Сан-Франциско оказалось, как всегда, приятным отдохновением от трудов праведных. Чтобы скоротать время, Мартин купил свежий номер «Вэрайети», но журнал так и пролежал нетронутым все время, что Мартин, устроившись спереди на верхней палубе, любовался видами моря и постепенно вырастающим из дымки городским пейзажем Сан-Франциско. Утро было одновременно и прохладным, и теплым: яркое солнце и резкий бриз, продувающий весь залив. Осаждаемый неизбежной толпой таксистов и мальчишек – разносчиков газет, Мартин вышел из терминала, неторопливо двинулся вверх по Мишн-стрит и, дойдя до магазина, надпись на котором гласила: «А. Голдфарб, театральный реквизит», остановился. Стоявший за длинным застекленным прилавком, на котором было выставлено все, от париков до кинжалов с утопающим лезвием, молодой продавец еврейской наружности одарил его сияющей улыбкой. – Да, сэр? Чем могу быть полезен? – У вас есть звуковая аппаратура – фонографы, позволяющие производить за сценой шумовые эффекты? – Да, сэр. Что вас интересует? |