Книга Повесть о старых женщинах, страница 260 – Арнольд Беннет

Затем из ниши вышла привратница, слегка сутулясь, быстро прошла через прихожую, на ходу любезно улыбнувшись постояльцу, и скрылась на лестнице. Пил-Суиннертон порывисто вскочил, уронил зашуршавшую газету и подошел к хозяйке.

— Извините, — сказал он почтительно. — На мое имя сегодня не было писем?

Он знал, что никто не может ему написать, так как он никому не сообщал адреса.

— Как ваша фамилия?

В вопросе звучала холодная вежливость, а хозяйка смотрела ему прямо в глаза. Она, без сомнения, была красива. Волосы на висках поседели, кожа увяла и покрылась морщинами. И все же хозяйка была красива. Она была из тех женщин, о которых до последнего часа жизни с мимолетным сожалением о том, что красавицы не могут вечно оставаться юными, говорят: «Должно быть, в молодости она была хороша!» Голос ее звучал твердо, и, несмотря на любезность тона, в нем чувствовалась жесткость, порожденная непрерывным общением со всеми разновидностями человеческого рода. В глазах хозяйки застыло бесстрастное, оценивающее выражение. Очевидно, при всей своей тщательной, подчеркнутой вежливости, она была человеком гордым и даже надменным. Безусловно, себя она ставила выше любого жильца. По глазам ее было видно, что она многое пережила и узнала, что жизнь она понимает лучше всех тех, с кем имеет дело, и что, великолепно преуспев в жизни, она полна неколебимой уверенности в себе. Единственный в своем роде пансион Френшема был доказательством ее успеха. И исключительные достоинства ее пансиона тоже выражались в ее взгляде. Теоретически Мэтью Пил-Суиннертон относился к хозяевам пансионов и гостиниц снисходительно, но на этот раз он почувствовал не снисходительность, а подлинное уважение, ведь пусть мимолетно, но он столкнулся с чем-то неожиданным. Потупившись, он назвал свою фамилию — «Пил-Суиннертон» — и снова поднял глаза.

Свою фамилию он произнес смущенно и не без опаски, как будто понимал, что играет с огнем. Если эта миссис Скейлз и впрямь — давным-давно пропавшая тетка его друга, Сирила Пови, ей должна быть известна его фамилия, столь прославленная в Пяти Городах? Кажется, она вздрогнула? Кажется, она смущена? Сперва ему показалось, что он уловил какое-то душевное движение, но через минуту уверился, что ему это почудилось, и решил, что глупо рассчитывать на то, что он оказался у истоков той романтической истории. Хозяйка повернулась к полке для писем, и он увидел ее лицо в профиль. Ему бросилось в глаза поразительное сходство с профилем Сирила Пови, сходство безошибочное и не подлежащее сомнению. Линия носа и очертания верхней губы были точь-в-точь как у Сирила. Мэтью Пил-Суиннертону стало не по себе. Он чувствовал себя, как преступник, которого вот-вот поймают за руку, и не мог понять, отчего так себя чувствует. Хозяйка посмотрела в отделении на «П», потом — в отделении на «С».

— Нет, — спокойно сказала она. — Для вас нет почты.

В порыве внезапной решимости, он спросил:

— У вас в последнее время не останавливался некто Пови?

— Пови?

— Да, Сирил Пови из Берсли, округ Пять Городов.

Он был очень чувствительным, очень тонким человеком, этот Мэтью Пил-Суиннертон. Голос его задрожал. Но когда хозяйка заговорила, дрожал и ее голос.

— Нет, что-то не помню! Нет! А вы думали, он здесь?

— Ну, я и сам был не вполне уверен, — пробормотал он. — Благодарю вас. Спокойной ночи.