Книга Повесть о старых женщинах, страница 40 – Арнольд Беннет

— Это Софье, — весело ответила миссис Бейнс. — Ну, Софья! — и она подошла к дочери с рюмкой в одной руке и ложкой в другой.

— Что это, мама? — спросила Софья, отлично знавшая, что это.

— Касторка, милочка, — с обаятельной улыбкой ответила миссис Бейнс.

Попытки лечить касторкой упрямство и стремление к более вольной жизни не столь уж нелепы, как может показаться. Странную взаимосвязь между духом и телом, по-настоящему понятую лишь в нашу эру разума, уловили чуткие средневековые матери. Без сомнения, в ту эпоху, когда миссис Бейнс была воплощением современности, касторка все еще считалась лучшим из лекарств. Она вытеснила из употребления кровоотсосные банки. И если мода на нее частично объяснялась ее крайне неприятным вкусом, то уж в борьбе с болезнями она доказала свою состоятельность на деле. Менее чем за два года до описываемых событий старый доктор Гарроп (отец доктора, рассказавшего миссис Бейнс о миссис Пови), которому тогда было восемьдесят шесть лет, упал и скатился с лестницы. С трудом поднявшись, он тотчас принял дозу касторки и на следующий день был совершенно здоров, как будто и не думал падать. Сей эпизод стал известен всему городу и глубоко запал в души его жителям.

— Не хочу, мама, — удрученно сказала Софья. — Я здорова.

— Но ты вчера весь день ничего не ела, — сказала миссис Бейнс, и добавила: — Ну-ка пей! — как бы имея в виду: «Вечно вокруг касторки поднимается дурацкий шум. Не задерживай меня».

— Не хочу, — раздраженно и сварливо заявила Софья.

Обе девушки лежали на спине рядом друг с другом и казались очень изящными и хрупкими по сравнению с их дородной матерью. Констанция благоразумно помалкивала.

Миссис Бейнс сжала губы, как будто намереваясь сказать: «Это становится утомительным. Еще минута и я рассержусь!»

— Ну-ка пей! — повторила она.

Девочки услышали, как она постукивает ногой по полу.

— Но, мама, я в самом деле не хочу, — сопротивлялась Софья. — По-моему, мне самой следует знать, нужна она мне или нет! — Это уже граничило с наглостью.

— Софья, ты примешь лекарство или нет?

В конфликтах с детьми ультиматум, предъявленный матерью, всегда облекался именно в такую словесную форму. Дочери знали, что когда дело доходит до формулы «или нет», произнесенной миссис Бейнс самым строгим тоном, им ничего не поможет. Не было случая, чтобы ультиматум был отвергнут.

Наступило молчание.

— И советую тебе соблюдать благовоспитанность, — добавила миссис Бейнс.

— Касторку пить не буду, — заявила Софья с угрюмой решимостью и спрятала лицо в подушку.

Это был исторический момент в жизни семьи. Миссис Бейнс показалось, что наступил конец света. Но она продолжала держаться с достоинством, хотя в ушах у нее гремели апокалиптические пророчества.

— Заставить тебя я, конечно, не могу, — сказала миссис Бейнс с величественным спокойствием, пряча гнев под маской сострадающей печали. — Ты взрослая, но непослушная девочка. И если ты разболеешься, то так тебе и надо.

Высказав столь грозное допущение, миссис Бейнс удалилась.

Констанцию била дрожь.

Но это еще не все. Попозже утром, когда миссис Бейнс, стоя у лотка в верхней части Площади, справлялась о цене на молодой картофель, а Констанция у того же лотка выбирала трехпенсовые цветочки, они увидели, как на пустынном углу Площади у банка появилась в полном одиночестве не кто иной, как Софья Бейнс! Площадь же была заполнена оживленной толпой, и Софья мелькала позади суетящихся и разговаривающих людей, но в том, что это она, сомнений не было. Она побывала где-то за пределами Площади и теперь возвращалась обратно. Констанция не верила собственным глазам. У миссис Бейнс сжалось сердце. Ибо, следует заметить, девочки ни при каких обстоятельствах без разрешения из дому не выходили, да к тому же в полном одиночестве. Еще накануне нельзя было даже представить себе, что Софья может оказаться на улице без разрешения, без предупреждения, как будто бы она сама себе хозяйка. Но вот она тут как тут и двигается с неторопливостью почти вызывающей.