Книга Повесть о старых женщинах, страница 48 – Арнольд Беннет

И все это только потому, что Софья понимала, что, останься она дома, ей придется помогать в лавке, и избрала благородное занятие, которое освобождало ее от грозящей опасности. О, сердце, как нелепо, чтобы ты из-за этого истекало кровью!

— Софья, ты пойдешь посмотреть на слона? Давай пойдем! — умоляющим голосом спросила сестру Констанция, войдя в гостиную.

— Нет, — несколько высокомерно ответила Софья. — У меня нет времени на слонов.

Прошло всего два года, но девушки повзрослели, в их жизни утвердились длинные рукава, длинные юбки, новые прически, а также степенные манеры, как бы подчеркивающие ужасающую серьезность их образа жизни. Однако время от времени сквозь пласт серьезности неожиданно прорывалась струя ребячества, порождаемая, как сейчас у Констанции, такими событиями, как слоны, и весело возвещавшая, что детство еще не совсем миновало. Сестры резко отличались друг от друга. На Констанции был черный передник из альпаги, а на черной длинной резинке висели ножницы, что свидетельствовало о том, каково ее призвание. Она добилась значительных успехов в отделе дамских шляп. Она научилась должным образом разговаривать с посетителями и, сохраняя присущую ей скромность, держалась весьма сдержанно. Она немного располнела. Все к ней благоволили. Софья посвятила себя учению. Время усугубило в ней замкнутость. Единственным ее другом была мисс Четуинд, с которой она, не забывая о разнице в возрасте, поддерживала очень близкие отношения. Дома она разговаривала мало. Ей недоставало благожелательности к людям, и мать считала ее «обидчивой». От других она требовала деликатности, но сама не платила тем же. На самом деле, она относилась к людям с полузатаенным пренебрежением, иногда мягким, иногда жестоким. В век, когда передники считались почти обязательным признаком благопристойности, она их не носила. Нет и нет! Она передника носить не станет, и дело с концом! Опрятностью сестры она не обладала, и если руки Констанции несколько огрубели от иголок, булавок, искусственных цветов и шерсти, нежные руки Софьи нередко бывали испачканы чернилами. Но Софья была изумительно красива. Даже ее мать и Констанция инстинктивно ощущали, что ее красота, пусть частично, но искупает ее суровость.

— Ну что ж, — сказала Констанция, — раз ты не пойдешь, спрошу, пожалуй, маму, может, она захочет.

Софья, склонившись над книгами, ничего не ответила. Но по ее макушке можно было угадать ответ: «Это меня нисколько не интересует».

Констанция вышла из комнаты и сразу же вернулась с матерью.

— Софья, — с веселым возбуждением произнесла мать, — ты бы немного посидела с отцом, пока мы с Констанцией сходим посмотреть на слона. Там ты тоже сможешь поработать. Папа спит.

— Пожалуйста! — высокомерно согласилась Софья. — Что за суматоха с этим слоном? У вас в спальной будет хоть потише. Здесь от шума голова раскалывается. — Лениво поднимаясь с места, она бросила надменный взгляд на Площадь.

Наступило утро третьего дня приходского праздника, не нынешнего — манерного и благопристойного, а разнузданного карнавала, грубого во всех своих проявлениях веселья. Весь центр города был предоставлен народу для его неистовых развлечений. Большую часть Площади занимал бродячий зверинец Вумвелла, он размещался в огромном продолговатом шатре, откуда днем и ночью неслись рычание и рев диких зверей. От этого главного аттракциона через рыночную площадь, мимо Ратуши, к Утиной отмели, Утиной площади и пустырю, называемому «площадкой для игр», тянулись сотни балаганов с флагами, на которых были изображены всевозможные влекущие к себе ужасы. Здесь можно было увидеть зверства Французской революции и злодеяния на островах Фиджи^{18}, опустошения, производимые страшными эпидемиями, почти нагую женщину, которая потянет на весах (согласно гарантии) все триста фунтов, скелеты в волшебном фантоскопе^{19} и кровавые поединки борцов, обнаженных до пояса (причем зрители имели шанс подобрать такой сувенир, как окровавленный зуб). Вы могли испытать свою силу, ударив манекен под ложечку, и проверить свою меткость, сбивая деревянным шаром головы с других манекенов. Вы могли также стрелять по разным мишеням из ружья. Все улицы были заставлены прилавками с грудами съестного, главным образом, вяленой рыбой, потрохами и пряниками. Все трактиры были набиты до отказа, и обезумевшие пьяницы — мужчины и женщины — шатались по улице, чуть не заглушая криками барабанный бой, звуки труб и рожков из балаганов и треск тарахтящих игрушек.