Онлайн книга «Канатная танцовщица»
|
– Нет навыка, – сказал кто-то за его спиной. Доротея успела пробраться к самому стрелку и сказала это с таким видом знатока, что все невольно улыбнулись. Бородатый господин в очках представил ее графу и графине: – Мадемуазель Доротея, директриса цирка. Доротея поклонилась. Граф, покровительственно улыбаясь, спросил ее: – Вы критикуете меня как директриса цирка? – Нет, как любительница. – А… Разве вы тоже стреляете? – Иногда. – В крупную цель? – Нет, в мелкую. Например, в брошенную монетку. – И без промаха? – Разумеется. – Но, несомненно, пользуетесь прекрасным оружием? – Напротив. Хороший стрелок должен справиться с каким угодно. Даже с такой допотопной штукой, как эта. Она взяла с прилавка какой-то старый, ржавый револьвер, зарядила его и прицелилась в картонный круг, в который стрелял де Шаньи. Первая пуля попала в центр, вторая – на полсантиметра ниже, третья – в первую. Граф был ошеломлен: – Это поразительно! Она даже не прицелилась толком. Что вы на это скажете, Эстрейхер! Эстрейхер пришел в восхищение. – Неслыханно! Сказочно! Мадемуазель, вы можете составить себе состояние. Доротея, не отвечая, выпустила еще три пули, потом бросила револьвер и громко объявила: – Господа! Имею честь вам сообщить, что представление в моем цирке начинается. Кроме стрельбы в цель, вы увидите танцы, вольтижировку, акробатику, фейерверк, бой быков, гонку автомобилей, крушение поезда, пантомиму и много других номеров. Мы начинаем! Доротея преобразилась. С этой минуты она стала воплощением подвижности, изящества и веселья. Кантэн огородил перед фургоном круг, вбил в землю несколько колышков с кольцами и продел через них веревку. Для хозяев замка Кантэн расставил стулья, остальные разместились вокруг арены – кто на простых скамьях, кто на бочках или ящиках, а кто и просто стоя. Первой вышла Доротея. Меж двух невысоких столбов натянули канат. Она прыгала по канату как мячик, ложилась на него, качаясь, точно в гамаке, снова вскакивала, бегала взад и вперед, кланялась на все стороны. Потом спрыгнула на землю и стала танцевать. В ее танцах не было ничего заученного. Казалось, что каждая поза, каждый жест – вдохновенная импровизация. Это не был танец одного настроения или народа. Тут были все нации и все темпераменты. Вот танцует англичанка из лондонских окраин. Вот огнеглазая испанка с кастаньетами. Она плавно скользила в русской, вихрем кружилась в камаринской, и тут же превращалась в женщину из бара, танцующую тягучее сладострастное танго. И как просто выходило все это: легкое, чуть уловимое движение, слегка подхваченная шаль или прикосновение к прическе – и вся она преображалась. Через край разливалась кипучая здоровая молодость, страсть становилась стыдливой, восторг сменялся застенчивой нежностью. И во всем и всегда она оставалась прекрасной. Вместо музыки глухо рокочет барабан под палками Кастора и Поллукса. Молча смотрит зачарованная публика, восхищенная изменчивой пляской. Вот на арене мальчишка-апаш. Но оторвешься на мгновение, а на арене – кокетливая, изнеженная дама, танцующая с веером жеманный менуэт. И кто она, эта волшебница? Ребенок? Женщина? И сколько лет ей: пятнадцать, двадцать или больше? Доротея остановилась. Раздались аплодисменты. А она мигом взобралась на фургон и повелительно крикнула публике: |