Книга Для убийства нужны двое, страница 49 – Хорст Бозецкий

По-прежнему никаких следов гермсдорфского бандита и его жертвы. Молодой сотрудник банка Ваххольц сегодня утром умер. И операция не помогла. У его матери тяжелый сердечный приступ, и она оказалась в той же больнице, где умер сын; отец добавил пять тысяч марок к награде за поимку преступника. На Рождество Ваххольц собирался жениться. Коллеги превозносят его до небес.

Манхардт был человеком несентиментальным; по крайней мере, он так думал. Во Вьетнаме ежедневно умирают сотни молодых людей, и вообще, если кто-то умирает, ему абсолютно все равно, двадцать ему или восемьдесят. Прожитые годы в миг смерти теряют всякий смысл.

Вот потому он меньше интересовался Ваххольцем, которому помочь уже не мог, чем Фойерханом, который, может быть, еще ждет помощи в какой-нибудь лачуге или мрачном подземелье. Манхардту не в чем было упрекнуть себя: он сделал все, чтобы его найти. Они проследили все знакомства, выслушали каждого, на кого пала хоть тень подозрения, прочесали все места, которые могли послужить укрытиями, мобилизовали население — и все впустую. И даже коллега Случайность на этот раз не оправдала надежд. Горько, но оставалось только ждать, пока где-нибудь не обнаружится труп Фойерхана. В огромном многомиллионном городе Фойерхан затерялся, как астронавт в безбрежном космосе.

Манхардта угнетала картина из бесконечно повторявшегося сна. Он стоит на дне оврага. К самому небу вздымаются песчаные стены. Напрягая все силы, он пытается с разбега влезть на осыпающиеся склоны, но вновь и вновь соскальзывает назад и падает на землю. Он кричит, но никто не слышит. Руки его превращаются в крюки, ноги — в огромные лопаты, но все равно ничего не выходит…

Кто-то постучал в дверь.

Он вздрогнул, словно застигнутый за чем-то неприличным. Наверняка начальство. Нет, те обычно не стучат. Стук повторился.

— Войдите! — пригласил Манхардт.

Двери отворялись долго, как в замедленной съемке, и на пороге появилась женщина в светлом твидовом костюме. Она понравилась ему с первого взгляда. Именно тот тип, о котором он мечтал со времен первых поллюций: высокая, в меру упитанная, мягкая, чувственная, уютная. А духи… Та самая женщина, которую он в своих бросающих в пот снах жаждал брать силой, обязательно на письменном столе или на ковре у камина, и чтобы она при этом заходилась в страстных стонах…

Он даже засопел.

Неторопливая посетительница между тем закрыла за собой дверь и, все еще держась за ручку, ждала испуганно и несмело, неуверенно оглядываясь и слегка краснея.

— Простите… Меня послали к вам. — Говорила она тихо и неуверенно. — Моя фамилия Томашевская. Сузанна Томашевская…

Манхардт наконец смог подняться. Он потел и смущался, как подросток на первом свидании, на которое прихватил дорогие презервативы, хотя едва ли мог ожидать даже легкого поцелуя.

— Манхардт, — выдавил он. — Комиссар Манхардт. Придвинув ей стул, он подождал, пока гостья сядет.

Юбка на бронзовых загорелых бедрах слегка задернулась, и его сразу залила горячая волна возбуждения. «Боже, я готов… Пожелай она, могла бы делать со мной, что захочет. Худо дело, Манхардт, ты повторяешься».

— Чем я обязан вашему визиту? — Сев, поправил галстук и сделал вид, что ищет ручку.

Часы на соседней башне пробили девять. Глухие, медленно гаснущие удары придали вечерней сцене что-то театральное.