Книга Венец королевы, страница 47 – Элизабет Ролле

— Похоже, это он, — сказал Трэверс. — Но как его оттуда достать?

Если бы Кейн был в сознании, ему можно было бы просто бросить веревку, привязав к ней камень, но сейчас кому-то следовало спуститься на площадку.

— Надо перебраться на ту сторону, а оттуда слезать по веревке, — предложил Гюэ.

— Не получится, — возразил Маненте. — Видите, как идет стена, — веревка пройдет мимо края площадки.

На всякий случай они громко покричали в слабой надежде, что Кейн очнется, но он не шевельнулся. Быстро темнело, а чтобы дойти до конца трещины и вернуться на это место по другой стороне скалы, нужно полтора часа.

— Он стоял на лыжах, когда сорвался с края, — сказал Демарль. — Иначе он рухнул бы вниз, а так съехал отсюда как с трамплина и упал туда или врезался в стену — смотря с какой скоростью ехал. Лежит он у самой стены.

Трэверс снова стал рассматривать площадку, потом без лыж поднялся немного наверх, постоял, внимательно глядя под ноги, затем спустился к остальным и сказал:

— Я вижу только один способ оказаться на площадке: прыгнуть отсюда на лыжах. — Французы переглянулись.

— Думаете, два трупа лучше одного? — сердито сказал Маненте, теребя усы. — Вы разобьетесь.

— Я умею прыгать с трамплина, — возразил Трэверс. — Единственная трудность заключается в том, чтобы точно рассчитать прыжок.

— Вы расшибетесь о стену или свалитесь на дно. Площадка слишком узкая.

— Зато она длинная. Я поеду наискось, тогда мне хватит места, чтобы затормозить. А вы бросите мне веревку.

Встав на лыжи, Трэверс тщательно проверил крепления и поднялся вверх по склону. Минуты две он стоял на месте, а потом сильно оттолкнулся палками и понесся по обрыву. Когда он перелетел через край, Маненте охнул и рванул свои усы.

— Все в порядке, синьоры! — закричал он, увидев Трэверса благополучно затормозившим на площадке. — Все в порядке! Давайте подходящий камень, будем бросать веревку. Скоро совсем стемнеет.

Между тем Трэверс опустился на колени возле Кейна и, сунув руку ему под куртку, уловил слабое биение сердца. Ощупав тело, он не обнаружил переломов: кровь была только на воротнике, возле маленькой ранки на шее.

До отеля они добрались без происшествий. Раздев Кейна, который все еще не пришел в сознание, Маненте, как человек достаточно опытный по части переломов и вывихов, установил, что ни того ни другого у Кейна нет. Сознание он, очевидно, потерял от удара при падении и, если бы пролежал на снегу до утра, то неминуемо замерз бы. Когда Маненте стал растирать его спиртом, Кейн очнулся.

— Ну, синьор Хелман, вы в рубашке родились, — заявил ему Маненте. — Вам дважды необыкновенно повезло: первый раз, когда вы удачно упали на площадку, а не свалились на дно, а второй раз, когда синьор Трэверс прыгнул за вами.

И Маненте красочно, как истинный итальянец, не жалея слов, описал спасательную операцию. Его рассказ сильно взволновал Кейна, но по причине, имеющей мало общего с красноречием Маненте. Когда тот кончил его растирать и накормил горячим ужином, Кейн попросил передать Трэверсу, что просит его прийти.

Когда Трэверс вошел, Кейн, сдерживая волнение, официальным тоном сказал:

— Сэр Трэверс, из-за меня вы рисковали жизнью. Я не понимаю, зачем вы это сделали, потому что вы, конечно, считаете, что это я пытался обокрасть вас.