Книга Невольница Восточного Ветра, страница 14 – Мирая Амброва

– Он может навредить вам, госпожа.

– Чем? Он едва жив. Надо молиться богам, чтобы он вообще очнулся!

– Но…

– Выйди! – не выдержала я. – Жди за дверью и не мешай мне, раз ты так боишься за меня!

Охранник хотел было что-то сказать против, но я посмотрела на него так, что он тут же закрыл рот.

– Дурная баба, – ворчал он себе под нос, уходя из покоев. – Одни беды от нее.

Едва он вышел, я тут же приступила к лечению. Из баночки я достала немного мази, но когда стала наносить ее на рану, Ильстан промычал болезненно и выгнулся дугой.

– Тише, – шепнула я ему. – Мне нужно помочь тебе.

Он не мог меня услышать, а уж тем более терпеть боль. Поэтому, когда я в очередной раз коснулась его раны, он выгнулся еще сильнее и громко застонал. Его рука дернулась, ударив меня больно в грудь.

– Потерпи, умоляю.

Но все мои мольбы были напрасны. С каждым прикосновением Ильстан расходился все сильнее. Устав бороться с ним, я вздохнула. И как его усмирить? Я тихонько запела.

Пленник притих, словно ребенок, убаюканный материнской колыбельной. Тело его обмякло, он словно слушал меня, хотя был без сознания.

Я пела и пела, осторожно нанося на раны мазь, и Ильстан был куда смирнее, чем прежде. Я пела про девушку, что выдали за старика вместо любимого. Про война, что потерял дорогу домой и блуждал на болотах пока его не вывели русалки. Про зарю, что живет где-то в облаках на скале и каждое утро проносится по небу, чтобы окрасить его в алый цвет.

Несколько дней я ходила и пела, молясь мысленно богам, чтобы он вернул раненого к жизни. Он не приходил в себя, но я видела, что ему стало лучше. Раны на его спине затянулись, не причиняли столько боли, и я попросила Ракана переворачивать его иногда на спину, чтобы не образовались пролежни.

– Помыть бы его хорошенько, – сказал как-то Ракан, перевернув Ильстана на спину.

– Прикажи слугам принести воды и тряпки, я вымою его.

– Может служанка?

– Они его боятся. Думают, что он вот-вот очнется и перережет им глотки.

– Лучше им, чем вам, госпожа.

– Мне все равно, – пожала я плечами. – Он может хоть клинок мне в сердце всадить – я только спасибо скажу, если успею.

Ракан покачал головой и вышел, а через пару минут заскочила с водой служанка. Поставив таз, она кинулась прочь, словно пленник действительно был опасен.

– Дурочки трусливые, – усмехнулась я и начала протирать больного.

Я осторожно помыла его руки, приподняв их. На мое удивление они оказались ужасно тяжелыми, словно из металла налитыми. Потом перешла на грудь. Мышцы были такими же литыми, как и на руках, гладкая кожа отливала легким загаром.

Взгляд мой опустился ниже, к животу, и я застыла, не решаясь протереть его. Кровь прилила к щекам, стало жарко. Не знаю почему, но я жутко смутилась. Я была замужем, видела Роваха голым, и, могу сказать, его тело было прекрасным. Но собственный муж вызывал у меня лишь отвращение, а тут… Какое-то волнение всколыхнулось во мне, в горле пересохло и я шумно сглотнула, сама того не ожидая. Испуганная я глянула на раненого, словно он мог услышать. Он все так же был где-то далеко.

Пальцы мои чуть стянули с него одеяло, сместив его ниже. Руки задрожали, когда я начала омывать твердый пресс. Щеки горели уже так, что кожа на них заболела. Я глубоко вдохнула, судорожно выдохнула и быстро, как только могла, закончила водные процедуры.