Книга Нескончаемые поминки, страница 30 – Полина Охалова

Преступная страсть что ли? «Законы осуждают предмет моей любви, Но кто, о сердце, может противиться тебе», – тут же зазвучала в голове песенка из повести Н. Карамзина. Не назвать ли наш островок «Остров Борнгольм»? Фу, ересь какая в голову лезет, – помотала головой Ксения Петровна. – но если Люба – это имя, то откуда эта Люба взялась? Но не могла же она в такую бурю откуда-то приплыть? Или, может, она на острове пряталась? Что за чушь! Еще скажи, что тут на острове есть тайное убежище или подземный ход до Турку под дном моря!

–– Лемпи – это в переводе с финского значит любовь, – вдруг сказал Райво.

–– Лемпи! Точно ведь еще Лемпи есть в доме, молчаливая, не снимающая маски Лемпи.

–– Так тетка в коридоре по-русски же говорила! – громко сказал Вася.

–– Тише ты! – Зашипели на него мать и бабушка.

–– Значит она умеет по-русски говорить! А прикидывалась, что ни слова не понимает! Реально замаскировался бабец!

–– Господа, дамы, где вы все? – это Николай Иванович кричал из гостиной.

–– Надо выходить по одному. Давай, мама, ты пойдешь, отвлечешь его, чтоб он не видел, что мы все из одного места выползаем, – подтолкнула Ксению Петровну Катя.

Ксения одернула свитер и поднялась верх по лестнице. Николай Иванович стоял посредине гостиной, обводя комнату взглядом. На столе остались стоять приборы, бутылки со спиртным, фрукты в вазах. За окном было уже сумрачно, но время от времени ветер швырял в стекло какую-нибудь сорванную ветку или что-нибудь из Катиных садовых украшений. Вдруг Ксения вздрогнула – с той стороны стекла кто-то смотрел. Черт лица в сумерках было не разглядеть, но это явно было человеческое лицо. Ксения уже хотела с криком кинуться к Николаю Ивановичу, ища у него защиты (а больше-то у кого?), но вдруг лицо сморщилось, уполовинилось, а потом исчезло и за эти секунды Ксения успела понять, что это разворот из газеты или журнала с чьей-то большой фотографией прижало ветром к стеклу. Наверное, буря выпустила на вольную волю старые газеты, засунутые между дровами поленницы для растопки.

Голос Николая Ивановича отвлек ее от созерцания безнадежной картины за стеклом.

«Ксения Петровна, где все? Где Светлана, она еще спит? Дверь в ее комнату закрыта, я стучал, но безответно.

–– Я сейчас попрошу Катерину всех позвать к столу. А мы давайте с вами вот тут, подождем, здесь удобнее – Она показала Николаю на кресло, стоящее спиной к лестнице, а сама села на диван, но тут же встала и закричала, задрав голову вверх, но так громко, чтоб было слышно в подвальном этаже.

«Катя! Катюша! Постучите с Василием в комнаты гостей, позовите всех сюда, в гостиную!

–– Да, мама, хорошо – Катин голос явно раздался снизу, а не сверху из ее комнаты. Ксения понадеялась, что Демченко этого не заметил. Ну и потом, почему Катя не может пойти, например, на кухню или в сушилку. Могло же ей там что-то понадобиться.

–– Как вы себя чувствуете? – громче, чем нужно, обратилась она к Николаю Ивановичу. – и увидела, как Катя, а вслед за ней Васька, выбравшись из подвального этажа стали подниматься вверх на галерею.

–– А вы как думаете, как должен себя чувствовать человек, у которого жена выпала из окна и разбила себе голову, – довольно агрессивно, даже грубо ответил Николай.

–– Да-да, я понимаю и очень Вам сочувствую, примите мои соболезнования. А вы думаете она выпала?