Книга Давай поговорим!, страница 11 – Михаил Попов

В образовавшейся паузе слово взял Барсуков.

– Это идиотская глупость думать, что есть какое-то почти равное противостояние: мы и Запад. Мы всегда тащились Западу вослед, еще со времен допетровских, при Петре это стало официально признано. И сейчас тащимся. Нет параллельных курсов, есть движение след в след. Как бы мы ни хорохорились, ни дурили, а всю уже проделанную Западом дороженьку пройдем до последнего фута и дюйма.

– Да это какие-то «Московские новости»! – выпучил глаза Валерий Борисович.

– Да, «Московские новости» – это моя любимая газета, – со злобным достоинством ответил Барсуков. – А «Огонек» – любимый журнал.

Пьяный спорщик не успел ответить, заговорила фигура совсем уж неуместная – сторож Леня.

– Ладно, мы сильно отстаем от развитых капиталистических стран, но, может быть, это и хорошо. Как утверждает наш американский гость, капиталистический путь – это путь к пропасти. Не разумнее ли при таких перспективах быть в хвосте колонны, а не в голове?

Мысль, может быть, и не лишенная оригинальности, но какая-то уж слишком белорусская.

Барсуков поморщился.

– Игра мыслей, игра слов, все у нас и кончается игрою слов, и мы ею, бедные, и сыты. А ведь все просто, примеры прямо вокруг и под ногами. Возьмите хотя бы заказ этот нынешний, который Вероника привезла. Ведь это же дичь! Человек с мировым именем, академик на семидесятом году существования государства получает паек от своего правительства. Банку шпротов и пачку индийского чая. Да я, собственно, и не про заказ.

– Но если вы не про заказ, то про что? – сухо поинтересовался Модест Анатольевич.

Я думал, что таежный выходец собьется, смутится, но нет.

– Я про свободу. Вы возьмите хоть футбол этот недавний!

Валерий Борисович вдруг зарычал, как раненый, и схватился руками за небритое лицо. Он был страстный болельщик, а сборная страны на последнем чемпионате мира в Италии провалилась так бездарно, что нельзя было не зарычать.

– Футбол-это не игра всего лишь. Футбол-это концентрированное выражение национальной самобытности и национальной культуры в наиболее ощутимой, непосредственной форме. Что нам продемонстрировала наша сборная в Италии? Что мы никогда не победим.

– Но почему? – всхлипнул сквозь прижатые к лицу ладони Валерий Борисович.

– Потому что за команды наших соперников играют свободные люди, а за нас крепостные. Крепостное право у нас не отменили в 1861 году. У нас только объявили об его отмене. Оно у нас сохраняется. До сих пор любой председатель колхоза, любой командир батальона, директор шахты, заведующий кафедрой – барин, Троекуров.

– Мысль не только не слишком глубокая, но и не слишком патриотическая. – Модест Анатольевич отхлебнул отвара.

– Патриотизм – последнее прибежище негодяя! – рубанул Барсуков.

– Патриотизмус есть красиво.

– Кто же вам сказал такую глупость? – Академик резко поставил кружку на стол.

Не сразу стало понятно, к кому относится вопрос, но Барсуков решил принять его на свой счет. Да, кажется, сжигает корабли. Его тайная миссия на пету-ховской даче провалилась. Высокомерным движением освежив свои баки, он заявил:

– Это слова Льва Николаевича Толстого.

Модест Анатольевич зевнул и даже на несколько мгновений закрыл свои запавшие от голода глаза. Неужели заснет, мелькнула у меня дурацкая мысль. Но академик не заснул.