Книга Давай поговорим!, страница 173 – Михаил Попов

— А пистолет ты мне принеси! — успел я крикнуть ему вслед, но вышло это у меня не слишком повелительно, я переживал в этот момент другое событие. Свершилось! Я теперь трижды шайтан квартиры номер 50.

Дело, кажется, начинало сдвигаться к развязке — судя по тому, как сокращаются паузы между посещениями. Вот опять кто-то. Вваливаются. Втроем. Такого еще не бывало. Что же, предстоит сеанс одновременной игры.

Они стояли и молчали. Их нетрудно было понять в этой нерешительности, сменившей порыв решительности. У них ко мне двойственное отношение. Они битых три часа подряд выматывали друг другу жилы непрерывными разговорами и пришли небось к выводу, что я единственный, кто может облегчить муку их неизвестности. Но в этой моей способности им чудится и опасность. Мурка смелее других. Она мягко подошла к столу, села, оперлась локтями на клеенку. Владик, уже попробовавший разговора со мной, в бой особенно не рвался. А Оленька, боюсь, и совсем не хотела идти, просто неудобно было уклоняться.

Чтобы не доставлять себе лишних сложностей во время разговора, я взялся правой рукой за колесо и решительно повернулся лицом к собеседникам. На Владика и Оленьку это не произвело никакого впечатления, им не с чем сравнивать, а Мариночка подняла бровь, она привыкла считать, что на такие штуки я не способен.

Я вопросительно наклонил голову набок. Итак? Оленька кусает свои маленькие губки. Владик морщится. У бандерши, если можно так выразиться, злобно-лукавое выражение лица. Вот оно что, они хотят, чтобы я сам начал говорить. Нет, дорогие мои, давайте-ка наконец сами.

— Я вас слушаю.

— Илюша, — голос у Мариночки задрожал, скулки порозовели, волнуется при всей ее бойкости, — мы долго разговаривали… Если, короче говоря, ты же знаешь, что тут у нас творится. Так вот мы говорили, обсуждали…

— И пришли к выводу, что я знаю, как все это объяснить, да?

— Примерно так. Сколько всяких разговоров, все как-то запутались, а с другой стороны, как бы никто и не виноват.

— То есть вы хотите узнать, кто убил, да?

Мариночка подняла брови, поджала губы и быстро кивнула:

— Да.

И Владик и Оленька уже не чувствовали себя неудобно, они, приоткрыв чуточку рты, подались в мою сторону. Я был убежден, что и Платон Сергеич, бесшумно просочившись через коридор, накладывает воспаленное ухо на замочную скважину. Кульминация. Дверь тихонечко скрипнула.

— Входите, Платон Сергеич, входите. — Он осторожно открыл дверь и, виновато улыбаясь, замер на пороге.

Кульминация! Но помимо полнейшей звенящей радости, происходившей, надо думать, от бешено возбудившегося кровотока, я услышал, как где-то вдалеке возникает тончайший писк тоски. Неужели все?! Еще три-четыре предложения — и это чудесное слияние распадется! И я так навсегда и останусь сидеть в этом кресле, никому более не нужный?!

— Так вот, должен вам сообщить я следующее: только что ко мне заходил Равиль, он считает, что убийца я.

Они все одновременно шевельнулись, как будто были связаны одной веревкой и узел на ней развязался.

— Вы что, обрадовались, что ли? Это сказал Равиль. Я же вам скажу довольно неприятную вещь. — Меня прямо затошнило, мне сейчас предстояло немного поморализировать, я этого терпеть не могу, но пути в обход не было в этой ситуации. Я напомнил себе, что сегодня один раз уже становился (вернее, садился) в подобную позу, когда мне нужно было уколоть противника с неожиданной стороны. — Вы, собственно, так долго выясняли отношения между собой, потому что каждый из вас чувствует некоторую долю вины за то, что произошло. — Слова давались мне с трудом, я никак не мог войти в роль, я не мог с юмором, отстраненно посмотреть на морализирующего себя, устраивающего порку бездушным развратным детям. Что же со мной?! Куда все девалось?!