Онлайн книга «Давай поговорим!»
|
Майор погладил бородавку. – Почему? – Модест Анатольевич принадлежал к тому типу мыслителей, самым ярким представителем которого можно, пожалуй, назвать Леонардо. – Поясните, какого такого Леонардо? – Леонардо да Винчи. Майор аккуратно покашлял в кулак. – Насколько мне известно, Леонардо да Винчи был художником. – Просто он наиболее известен как художник. А вообще-то он интересовался всем на свете, от самолетов до злокачественных опухолей. Аникеев снова покашлял в кулак. – Хорошо, скажите, пожалуйста, рукопись Модеста Анатольевича была про самолеты или про опухоли? Условно говоря. Пришлось помолчать, как бы пребывая в раздумье. О, теперь я понимаю, как трудно приходилось Тихонову-Штирлицу. Нет ничего труднее, чем изображать МЕДЛЕННУЮ работу мысли. – Ответить, честно говоря, непросто. Модест Анатольевич имел в сфере своего внимания не один десяток тем. Больших и малых, естественнонаучных и гуманитарных. Секретарь-то я, конечно, секретарь, но ведь не соавтор. В свою творческую лабораторию он, разумеется, меня не пускал. Образно говоря, я сидел в предбаннике, и мне иногда бросали на стол какие-то бумажки для перепечатки. Думаю, во время этой моей речи у Аникеева крепла уверенность, что я просто пытаюсь напустить туману. В высшем смысле так оно и было, конечно. Но в данном конкретном моменте туман был не в мою пользу. – Я так понял, что конкретного вы ничего не можете сказать? Погодите, товарищ майор, погодите. – Конкретного я вот чего могу сказать. Надо плясать от того факта, что Модест Анатольевич должен был сегодня ехать в Кремль. Вы знали об этом? Аникеев презрительно хмыкнул. – Если бы не это, нас бы здесь вообще не было и этим кабинетным убийством занималась бы местная прокуратура. – Тогда вы, верно, знаете и о том, какова была тема кремлевской беседы. Он полез в карман пиджака типичным жестом курильщика, но сигарет там не оказалось. Видимо, бросил курить, но в моменты волнения забывает об этом. – Нет, тема кремлевской беседы нам неизвестна, – с ехидцей в голосе сказал майор. – Модест Анатольевич должен был представить высшему руководству подробный, разработанный план переустройства СССР. Ни больше ни меньше. А всякий план в известном смысле рукопись, правильно? Выражение лица у майора Аникеева сделалось кислое. – План переустройства СССР? Это что, еще одна перестройка на нашу голову? Я почувствовал, что сейчас мне придется говорить то, что я не думаю. – Модест Анатольевич посвятил меня в свои разработки лишь в самых общих чертах, однако кое о каких моментах его плана я могу говорить довольно определенно. Главное русло его размышлений исходило из того, что в нынешнем своем виде такое гигантское геополитическое образование, как СССР, существовать долее не может. Еще года два-три, и все рухнет. Посмотрите, что творится! Все, кому не лень, выгрызают из общей государственности свой маленький суверенитет. Как Ельцин сказал в Уфе, «берите, сколько унесете», и понеслось. Туркмения, Армения, даже Абхазия! Не слишком ли я сильно-то, может, наш следователь какой-нибудь демократический комитетчик?! Я решил смягчить: – Нет, я не то чтобы свою политическую платформу выпячиваю, я хочу пояснить атмосферу, в которой работала мысль Модеста Анатольевича. Следователь демонстративно захлопнул блокнот. Очевидно, последние мои сообщения показались ему лишенными питательной информации. |