Книга Развод со зверем, страница 35 – Анна Владимирова

— Удачи!

— Спасибо.

Я дождалась Князева и проследовала за ним в операционную так, будто мы делали это каждый раз. Он не давал надежды, что заметит меня, но стоило операции начаться, снизошел и даже начал взаимодействовать.

«Вот сложно тебе было так сразу себя повести?» Если раньше я бы из кожи вон лезла, чтобы понравится ему, то теперь просто делала свою работу — спокойно, хладнокровно, профессионально. И сама не заметила, как мы с Князевым вдруг начали понимать друг друга без слов. Он только делал еле уловимое движение рукой, а я уже подавала ему инструмент или перехватывала те, которые следовало держать. Может, это бы вскоре заметили все, только атмосфера в операционной все накалялась — пациент вдруг начал истекать кровью, пережив запуск сердца.

— Давление тридцать на ноль! — возвестили позади.

— Продолжать реанимацию! — скомандовала я, и тут же испуганно глянула на Князева, но он сосредоточенно продолжал массаж на открытом сердце, и я осмелела: — Это ДВС синдром, у него геморрагический шок. Еще крови!

Мы пыхтели положенные тридцать минут, но стоило Князеву убрать руки, и все усилия пошли прахом. Персонал застыл, обращенный к монитору, верещавшему на одной ноте — самый отвратительный звук, который каждый хирург ненавидит больше всего… В повисшем напряжении голос Князева прозвучал слишком оглушающе:

— Время смерти.

Ноги налились тяжестью, и стало трудно вздохнуть для того, чтобы произнести несколько цифр. Давно не приходилось этого делать…

— Шестнадцать двадцать… — начала было я, но тут линия на мониторе дернулась, потом еще и еще. — Синусовый ритм! — констатировала я взволновано. — Гемодинамика восстанавливается!

В операционной послышались вздохи облегчения, и все вернулись к бурной деятельности. Мы с Князевым принялись проверять, нет ли кровотечений, но все оказалось чисто. Когда я почти забыла, кто он такой и каким может быть, он вдруг холодно скомандовал мне зашивать, а сам направился к выходу.

Мне потребовалось несколько вздохов, чтобы прийти в себя.

— Молодец, — шепнула мне медсестра ободряюще, и я коротко кивнула ей в благодарность.

Пришлось напомнить себе, что это, скорее всего, последний раз, когда я оперирую. Что ж, неплохой раз. Таких возвращений с того света после тридцати минут реанимации у меня еще не было. Нужно будет отметить.

После того, как напишу заявление на увольнение.

Князев победил.

***

Я шагал по коридору в свой кабинет, но это не мешало мне пересматривать картинки событий последних часов. Моль меня будто загипнотизировала. Я настолько погрузился в процесс, что не сразу понял, что происходит. Давно я так не уходил с головой в действие. Было и не вспомнить, когда я отдавал кому-то контроль. Хотя, сегодня я и не отдавал. Моль сама его забрала, да так естественно и изящно, будто мы работали с ней не один год.

Она — настоящий профи. А люди, которые лишили ее возможности оперировать — настоящие недоумки.

Я обнаружил, что держусь за ручку двери кабинета и обескураженно пялюсь в белое полотно. Пришлось сцепить зубы и стряхнуть удивленное оцепенение. Ей нельзя попасть на предстоявшую пересадку «медвежьего» сердца. Азизов выторговал пару дней у заказчика, но будет идеально, если к этому времени моей ассистентки уже не будет в штате клиники.

Я прошел в душ и стянул шмотку. Весь пропах напряжением… и Ларой. Даже запах ее духов зацепился за рубашку, и я неосознанно скомкал ее и поднес к лицу. В груди задрожал досадливый рык, и я раздраженно отбросил рубашку и шагнул в душевую. Нужно было пресекать этот нездоровый интерес. Только я слишком вымотался в своем пресном существовании, и зверь брал верх — начинал прислушиваться, принюхиваться и вести какую-то свою жизнь, коль я не собирался делить с ним свою.