Онлайн книга «Только не|мы»
|
— Конечно, — заверила мама. — Я о нём и не помню. Я помню о тебе. «Хорошо, когда о тебе помнят…» — размышляла я, добираясь обратно домой. Шёл уже не первый снег, тихий-тихий. Я постояла в его объятьях, вспоминая совсем другие объятья — ещё живые и трепетные в памяти. Меня отвлёк звонок телефона. Я сняла трубку, уже зная, что мне не следует этого делать. Я видела, кто мне звонит, и я ждала этого звонка. Ждала и молилась, чтобы он не прозвучал — затерялся, запутался где-то в миллиардах телефонных соединений, в тысячах сотовых вышек. Но мой мобильный всё-таки поймал сигнал, а я ответила на него. — Привет. — Привет. — Знаешь, какой сегодня день? — Годовщина похорон? — Наша годовщина, Лиз, — сказал Тони и усмехнулся, издевательски, небрежно, будто желая тем самым оскорбить меня, плюнуть в лицо: «Видишь, я всё помню, а ты нет!». Но его голос вдруг стал мягок и покладист, когда он произнёс следом: — Лиз, я скучаю по тебе. Это… невыносимо. Мне стало трудно удержаться на ногах, и я пожалела, что не могу прямо сейчас броситься домой, потому что в лифте связь оборвётся, а я не хочу, не хочу её прерывать. Я хочу слышать, как дрожит голос Тони от подступающих слёз, а они подступали, подступали предательски и нещадно, потому что Тони выпил лишнего. — Лиз, я не могу без тебя. — И что ты предлагаешь?.. — спросила я, надеясь произнести это так небрежно, словно ответа не требуется, и мне совершенно безразлично, скажет что-нибудь Тони или просто повесит трубку. — Мне нужно время. — Какое время?.. — Мне нужно время, Лиз. Но я хочу знать, что ты дождёшься меня. — Как ты можешь просить о таком, Тони? — выпалила я, всё больше раздражаясь не на Тони, а на свою неспособность говорить с ним твёрдо. — Что, если я уже не хочу видеть тебя? Что если у меня уже кто-то есть? Что если… — А у тебя кто-то есть? — прервал меня на полуслове Тони. — Нет. У меня никого нет. — А ты всё ещё хочешь меня видеть? Поднялся ветер, разворошил сугробы, с головы до ног облепил меня снегом. Я изо всех сил прижала телефон к уху, чтобы его не вырвало из ладоней, не замело, не выключило от переохлаждения. Я говорила, укутавшись в шарф, чей хвост трепало в ледяных потоках воздуха, и даже ресницы у меня обледенели, отчего стало щипать глаза. — Тони… Тони, нельзя о таком спрашивать, понимаешь? — Понимаю, но не могу не спросить. — Я очень устала, Тони. Всё, что было между нами, неправильно, плохо, трудно, бессмысленно… — Значит, ты тоже скучаешь? — Конечно, скучаю. — Тогда дай мне время, Лиз. Пожалуйста, — попросил Тони, и я сама бы разрыдалась в тот момент, но холод сковал мои слёзы, они застряли где-то в глубине души и кололи острыми льдинками будто шипы. — На что тебе нужно время? — Три недели. Максимум четыре. Мне нужно три-четыре недели. — Я не спросила, сколько… — Я слышал твой вопрос. Просто дай мне это время. Договорились? Три-четыре недели… Три-четыре недели… Двадцать один день или двадцать восемь дней, в среднем — двадцать пять. Говорят, за это время можно воспитать любую привычку или же отвыкнуть от старой. За двадцать с лишним дней формируется устойчивый психологический каркас, где новое полностью замещает старое, и уже не тянет назад, не клонит в сторону. Однако Тони не было рядом гораздо больше, чем двадцать пять дней. Его не было три месяца, даже больше — сто дней. По их прошествии воспоминания о нашем совместном времени должны были уничтожиться четырежды: один раз перенестись в корзину памяти, и ещё три раза на то, чтобы удалиться с жёсткого диска и всех запасных серверов, подчистую. Но почему-то этого не произошло, даже наполовину. |