Книга Если бы, страница 62 – Татьяна Василевская

— Одно ухо, Сергей, ты себе сильно отморозил. Отвалится не отвалится, но след останется на всю жизнь. — сообщил якут.

— Ну все, потребую у Кукушонка одно здоровое ухо, это же из за него я красоты лишился. — Сказал Сергей.

— Я могу у него пойти прямо сейчас, пока он спит, оба отрезать. Что бы одинаковые были. — Сказал Паша, который ужасно переживал пока шли поиски, а сейчас уже начал успокаиваться, и, на смену тревоге, пришла злость на глупого мальчишку, едва не погубившего себя по собственной глупости.

— Повезло Кукушонку, что Серега чего другое не отморозил. — заржал Генка.

Николаич поставил на стол еще две бутылки. Для согрева.

— Надеюсь, никто в вездеход ночевать больше не отправится? — строго спросил он. Руки у Николаича едва заметно дрожали, он боялся, что живым Кукшонка они уже не увидят.

На следующий день Николаич велел Кукушонку зайти к нему для воспитательной беседы. Ребята подшучивали, отпускали шуточки по поводу умело скрываемого пристрастия к спиртному, но зла никто не держал. Все радовались, что обошлось без непоправимой беды. В молодости, все чудили, каждый мог вспомнить какую-нибудь историю про себя. Слава богу, все хорошо закончилось и ладно.

Тихий, чувствующий себя ужасно виноватым, Кукушонок, тенью слонялся все утро по лагерю, а после распоряжения начальства, понуро поплелся к вагончику Николаича. Генка не выдержал и пошел посмотреть в окошко, как будет проходить воспитательный процесс. Подкравшись к домику он аккуратно заглянул в окно, но, к его разочарованию, шторка с обратной стороны была плотно задернута. Остальным тоже стало любопытно. В конце концов вся бригада собралась у вагончика Николаича. Увидеть ничего было нельзя, зато звуковое сопровождение было самое, что ни на есть интересное. К утру снегопад прекратился, ветер утих и погода стояла, хоть и морозная но солнечная и тихая. Вся бригада, посмеиваясь вслушивалась в доносившиеся из вагончика выкрики Кукушонка:

— Ой, ай! Я больше не буду!

Эти жалобные вопли сопровождались топотом ног, грохотом и периодическими возгласами самого Николаича:

— Я тебе покажу, паразит ты этакий! Я тебя отучу людей до смерти пугать. Сопляк ты мерзопакостный!

— Не прибьет он там его? — несколько встревоженно спросил Генка.

— Да не, поучит немного ремнем и отпустит. — спокойно сказал Саня Белов. — В прошлом году, летом, был у нас здесь пацан, чуть постарше Кукушонка. Хотел радиограмму в Москву отправить. Девушку с днем рождения поздравить. Все лампы попалил в радиопередатчике. Так его Николаич так воспитал, что он дня три ойкал когда садился. Даже ел стоя.

В этот момент дверь вагончика распахнулась, и из нее вылетел, и не удержавшись на ногах скатился, по железным ступенькам вниз, раскрасневшийся, взъерошенный Кукушонок. Застегивая на ходу куртку, он опрометью бросился к своему вагончику.

— Я тебе покажу паршивец! — погрозил ему вслед Николаич. Заметив собравшихся зрителей, он грозно рыкнул. — Чего тут за делегация собралась? Еще с кем побеседовать? Давай, милости просим, щас каждому расскажу, что к чему. Ржут они стоят, обрадовались!

— Ой! — кряхтел в вагончике Кукушонок, забившись в угол с кружкой чая. — Я думал Николаич меня прибьет. Рука тяжелая, ужас.

— Ничего. Николаич он педагог опытный! Знаешь сколько он тут народа воспитал, и никто не помер! — засмеялся Паша.