Книга Здесь и сейчас, страница 77 – Татьяна Василевская

Во время ужина Гоша безостановочно забрасывал гостя вопросами. Как всегда, обо всем, что придет в голову. Настя пыталась его сначала одергивать. Но Нестор отвечал совершенно спокойно, не выказывая признаков недовольства или раздражения. Ему, даже, казалось, доставляет удовольствие общение с любознательным мальчишкой, напоминавшим ему его самого в детстве. Он терпеливо и обстоятельно, как раз как любил Гоша, отвечал на нескончаемые: «почему» и «зачем», вытекающие одно из другого сплошным потоком.

Время от времени Нестор поглядывал на хозяйку квартиры. Ему нравилась ее улыбка. Нравились глаза, искрящиеся озорством и весельем, и в то же время, удивительным образом, серьезные и даже задумчивые. Временами в них проскальзывала грусть, но тут же исчезала, растворялась в потоке света излучаемого золотистыми искорками. Он поймал себя на том, что улыбается глядя на нее. В какой-то момент, когда Настя повернула к нему голову и встретилась с его взглядом, он почувствовал, как неожиданно скакнуло в груди сердце. Он отвел глаза от ее наполненных золотым светом глаз и взглянул на слегка приоткрытые губы. Совершенно некстати вспомнилась брюнетка с которой он провел позавчерашнюю ночь. Он почувствовал неловкость и злость на самого себя. Это воспоминание показалось вульгарным, пошлым, в стенах уютной, дарящей тепло и свет квартиры. Оно как будто было оскорбительным и недостойным по отношению к ее обитателям. Нестор положил себе первое попавшееся, из стоявшей на столе еды, блюдо, и уперся взглядом в собственную тарелку.

В десять Гоша, несмотря на яростные протесты и даже попытки бунта, был отправлен в постель. Варя ушла к себе еще раньше, заниматься своими намного более интересными и важными подростковыми делами, чем сидение за столом со взрослыми, почти старыми матерью и ее знакомым. Тоска! Настя сварила кофе, и они еще с полчаса сидели и говорили. Нестор рассказал о своем детстве. О том, как они с деревенскими ребятами проказничали. Как бабка драла его хворостиной. А он придумывал все новые и новые шалости. О родителях он не рассказывал, сказал только, что они умерли, когда он был еще мальчишкой. Настя не стала расспрашивать, что случилось – подобная тема может быть болезненной и для взрослого человека. Она рассказала об учебе в институте. О том, что родные мечтали видеть ее врачом, а она решила стать реставратором. Рассказала, как бабушка в детстве отдала ее в музыкальную школу учиться игре на пианино, а у нее не оказалось ни слуха, ни способностей. И преподавательница со слезами радости на глазах распрощалась с ней, когда бабушка, вынужденная, в конце концов, признать, что Настя безнадежна и пианисткой никогда не станет, забрала ее из музыкальной школы. Вся семья, а заодно и соседи, тоже невероятно были счастливы и вздохнули с облегчением. Потому, что слушать, как она бездарно бренчит по клавишам, не в силах сыграть даже самую простую мелодию, всем домашним приходилось, стараниями бабушки, минимум по два часа в день.

Нестор взглянул на часы и поднялся.

– Нужно ехать. Поздно уже совсем… Спасибо Вам за ужин… и за вечер. Давно, так хорошо, по-домашнему не проводил время.

Она проводила его до двери. Все. Теперь точно все. Сердце сжала невыносимая тоска.

Уже выходя из квартиры, он обернулся.