Онлайн книга «Четыре крыла»
|
Яма. Вырванный из почвы комель обнажил ее содержимое. Из ямы несло трупной вонью, будто из потревоженной могилы. Клавдий и Макар медленно приблизились к яме. На дне лежал сгнивший, перемазанный глиной обрубок обезглавленного, лишенного кистей тела. – Черное худи! – воскликнул Макар. – Это же Руслан!! – Мужчина. Без головы, – Клавдия мутило от запаха, он старался дышать ртом. – Один! Второго нет! Руслан! Мы его отыскали! Клава! – Что? – Клавдий не мог оторвать взор от мертвеца. Низ черной куртки с капюшоном высоко задрался, на выпиравшем животе что-то синело… – Адонис его убил? – ахнул Макар. – Клава, я и представить себе даже не мог! Он его прикончил здесь! Обезглавил, отрубил руки. И зарыл под корнями, в лесу. А гроза липу сломала, и могила открылась! Глава 29 Гранат и анемоны Утро в Шишкином Лесничестве для некоторых начиналось на закате. Мощные, почти мужские взмахи рук одинокой купальщицы в заросшем ряской уголке пруда, разделявшего голубой особняк и шале. Нагретая за день июльским солнцем толща мутной зеленой воды, взбаламученной шишкинской наядой. – Иди сюда! – требовательный хриплый пьяный вопль. Эхо в соснах… – Анька! Не спрячешься от меня! Громкий всплеск! Купальщица подплыла к пологому берегу участка Дрыновых, заросшему густыми кустами анемоны виргинской, усеянного мелкими цветами, нащупала ногами топкое дно и показалась из воды по пояс. Из-за кустов бесшумно, словно тень, на ее зов появилась Анна Дрынова в пестрой, до пят тунике Missoni, облекавшей ее расплывшуюся приземистую фигуру словно полосатый мешок. На фоне изумрудных многолетников, усыпанных восхитительными белоснежными цветками – адонисами[41]она походила на яркую нелепую кляксу. В руках Анна держала спелый гранат[42], вгрызалась в него и выплевывала косточки. Нос ее перепачкал рубиновый гранатовый сок. Купальщица – ее бывшая подруга, а ныне соперница и врагиня, сделала шаг к берегу в воде. В крошечном купальнике бикини, едва прикрывающем ее налитую грудь, высокая, статная, с выпирающим беременным животом, рассыпавшимися по плечам темными мокрыми кудрями, с жестокого ночного похмелья и одновременно уже навеселе, она казалась столь прекрасной и соблазнительной, что у невзрачной круглолицей Анны свело судорогой челюсти – то ли от зависти, то ли от терпкого гранатового сока. – Анька… старая крыса… – Ты оказывается здесь, Васенька… Давно ли? И опять налакалась? Смотри в пруду не захлебнись. – Утопишь меня? – Василиса сунулась к ней из воды. – Как его утопила? Где он? – Тебе лучше знать. Они смотрели друг на друга. Лепестки белых анемонов осыпались на траву. Гранат истекал кровавым соком. – Он все равно мой, – заявила Василиса. Анна Дрынова демонстративно выплюнула косточки граната. – Его семя во мне! – Василиса торжествующе положила руку на выпуклый живот. – Он – плод инцеста, а ты алкоголичка. Родите на пару Ихтиандра с жабрами из киношки. Или Приапа[43], – Анна хрипло захохотала. – Был бы он живой, вернулся бы ко мне. Где он? – Василиса зачерпнула горстью воду. – Поищи у себя в подвале, гадина пьяная. Пауза. – Ты все равно проиграла, Анька, – молвила Василиса. – Он отец моего ребенка. Поэтому он – мой навсегда. А ты, тварь… – Что, Васенька? – осведомилась Анна почти нежно. – Осталась с носом, – выпалила Василиса. – Он твой нос называл «вислозадым» и говорил – ты им хлюпаешь во сне, храпя словно сапожник! Ржал – хоть беруши покупай. А когда декламируешь свои долбаные стишки, в экстазе брызжешь слюной на километр! Обратись к дантисту насчет виниров! |