Книга Кубок Нерона, страница 20 – Ян Мортенсон

Возможно, подумал я. Объяснение довольно убедительное. Но меня оно не убедило совершенно. Ведь Аетрид отперла три замка — да каких! уж кажется, сложнее не найдешь! — повреждений на двери не видно, следов взлома нет. Квартиру вскрыл профессионал, фальшивыми ключами и отмычками, а никакой не отчаянный наркоман, взломавший дверь, чтобы цопнуть что–нибудь на продажу. Но все–таки почему ничего не взяли? Гравюры Пикассо, висевшие в гостиной, не настолько велики, чтоб нельзя было сунуть их под мышку, а судя по беспорядку, воры обыскивали квартиру без спешки. Они не ушли, пока не выполнили свою задачу, какова бы она ни была. Впрочем, это не мое дело, Аетрид сама знает, как ей поступить. И Нью–Йорк она знает лучше, чем.я. Раз она считает, что домовладелец и его люди справятся с грабителями успешней, нежели полиция, наверно, так оно и есть.

— У меня предложение,— сказал я,— идея.

— Интересно, какая же? — улыбнулась она.

— Давай сходим на блошиный рынок.

— А разве в Нью–Йорке есть такой?

— Есть, в районе Шестой авеню и Двадцать Седьмой улицы. Это большая автостоянка, по воскресеньям на ней устраивают барахолку, то бишь блошиный рынок. Чего там только нет! Я оттуда без добычи не ухожу, когда бываю в Нью–Йорке, нечасто, конечно, но все–таки. Иной раз там даже интереснее, чем в Париже. А самое забавное — почти всегда отыщешь что–нибудь шведское.

— Шведское? Откуда же?

— В девятнадцатом веке, когда Швеция была нищей, слаборазвитой страной, очень много шведов выехали в Соединенные Штаты. Треть населения снялась с насиженных мест. Большинство осели в Миннесоте, крестьяне ведь, а тамошняя природа напоминает Швецию, но и в Нью–Йорке тоже много народу осталось. Поэтому тоненький ручеек старинных вещей и просачивается на рынок. Зачастую на этот самый, блошиный.

В дверь позвонили. Аетрид удивленно встрепенулась. Потом встала, потуже затянула пояс кимоно и пошла открывать.

— Доброе утро, мисс Моллер,— послышался в передней высокий, пронзительный женский голос.— Сегодня у моей двери оставили «Нью–Йорк таймс», но ведь это ваша газета, вот я и решила: занесу ее вам, а потом уж пойду в церковь. Громадные нынче газеты, прямо как телефонные книги.— Голос умолк.

Я обернулся. В гостиной стояла пожилая дама в шляпке и твидовом пальто с каракулевым воротничком. Она с любопытством смотрела на меня поверх маленьких круглых очков.

— Это мой хороший друг из Швеции, приехал проведать меня. Дальний родственник,— быстро добавила Астрид и подмигнула мне.— Очень мило с вашей стороны, миссис Эстеррайх, что вы занесли газету. Приятного воскресенья.

— Спасибо, и вам того же, мисс Моллер.—Дама ушла.

— Родственник,— рассмеялся я, когда за нею закрылась дверь.— Родственник из Швеции! Хорошенькое дело!

— Ой! — Астрид слегка покраснела.— Не все ли равно? А эта грымза, между прочим, живет этажом ниже и обожает сплетни. Ее даже звать не надо.

— Да, уж ты ее убедила. Кузен из провинции! Не–ет, она свои выводы сделала.

— Ну и пускай.— Астрид наклонилась и поцеловала меня в губы. От нее пахло кофе и апельсиновым джемом.— Мне совершенно наплевать.

Через полчаса мы стояли у входа на блошиный рынок. Автостоянка превратилась в самый настоящий базар, со множеством лотков и прилавков. Столы, столы, заваленные фарфором, стеклом, книгами, старинными инструментами. Пишущие машинки, ковры, басовые тубы, звериные чучела. Кажется, тут есть буквально все. Я заплатил сторожу у ворот два доллара, и мы вошли.