Книга Убийство в Венеции, страница 56 – Ян Мортенсон

Внезапно мне почудилось, что в людской толпе вокруг карнавального шествия я кого-то узнал, мелькнуло знакомое лицо. Возможно ли это? — Женщина из метро, боттичеллиева девушка Андерса!

Я быстро поднялся, оставив на столе большую купюру, но мне некогда было ждать официанта со сдачей. Второпях я забыл и пакет с полотенцем и мокрыми плавками, и теперь продирался через густеющую, поющую людскую массу. Женщина шла в десяти — пятнадцати метрах от меня, одетая в широкий черный плащ с капюшоном, для защиты от вечерней сырости, уже поднимавшейся от воды. Я приближался, был уже в каких-то нескольких метрах от нее. Меня вновь поразило, насколько похожа она на свой прообраз, как она красива. Хотя так ли это было? Был вечер, было темно, а я выпил джина. Вокруг нас толпились сотни людей, а я видел ее всего несколько секунд, как раз когда поезд отходил от станции.

И тут она вдруг оглянулась и, увидев меня, испугалась. Напугал ее мой напряженный взгляд? Она быстро надела белую маску и исчезла в карнавальной сутолоке.

Такая я же маска, как у Анкарстрема, подумал я, пробиваясь через шествие. Такая же маска была на Анкарстреме, когда он застрелил Густава III в Оперном театре в Стокгольме. Я наступал на чьи-то ноги, получал тычки в бока и слышал злые крики, но я должен был догнать ее. Наконец я увидел черную шляпу и черный капюшон прямо перед собой. Я потянулся и сорвал белую маску. Мои глаза встретили свирепый мужской взгляд.

— Прошу прощения, — сказал я и получил в ответ какие-то немецкие ругательства. В этот момент я снова поймал ее взгляд. На этот раз, я был уверен, это была она, а не какой-нибудь директор из Дюссельдорфа. Она бежала прочь от шествия, в сторону портика базилики Святого Марка. Я следовал за ней среди туристов и уличных торговцев, увидел, как она скользнула под высокий свод с изображением Страшного суда.

Подбежав что было духу к церкви, я вошел в приоткрытые ворота. Внутри было совершенно тихо; ни шум карнавала, ни смех или крики с площади не проникали через толстые каменные стены.

«Почему она от меня убегает?» — подумал я и осмотрелся. Она не знает, кто я и чего хочу. Я двинулся в сторону алтаря. В сумраке под сводом висели лампады с ярко-красными свечками, а на потолке сверкала и переливалась золотая мозаика. Сладковатый запах ладана окутывал меня, и подобно четырем маленьким маякам мерцали восковые свечи, зажженные в память усопших душ. От алтаря доносилось приглушенное пение.

Я пошел вперед по широкому, покрытому дорожкой проходу между мощных колонн и дошел до средней части, расходившейся в две стороны крестом, — греческое влияние. Остановившись, я посмотрел в сторону алтаря. Там короновали дожей, под ним лежат останки апостола Марка, а за ним — одно из самых дорогих украшений христианства — запрестольный образ, усыпанный тысячами сверкающих драгоценных камней.

Вдруг откуда-то справа послышался слабый звук открываемой и закрываемой двери. Я бросился бежать по потертому мраморному полу, на котором шаги столетий оставили свои следы. Там впереди, в самом конце прохода, имелась узкая дверь. Я отодвинул щеколду, открыл дверцу и очутился в маленьком зале со сводом, открывавшим дорогу на открытую площадь. Далеко впереди я увидел фигуру в черном, бежавшую к набережной, к лодкам у дворца дожей. Широкая ткань билась у нее за спиной как крылья черной птицы, которая хотела взлететь, но не могла. Я кинулся следом, и в тот момент, когда, задыхаясь, я добежал, длинная узкая гондола отчалила. Гондольер, стоявший на корме, направлял лодку по черной воде спокойными, умелыми движениями. Других свободных гондол не было, катера-такси пропали. Я стоял в нетерпении, наконец остановилась гондола, и какие-то американки с хохотом и криками неуклюже выбрались из нее.