Книга Истинная за Завесой, страница 111 – Натали Карамель

Элеонора только начала поворачиваться на странный треск и вспышку, её безумные глаза расширились от неожиданности – слишком поздно. У неё не было щитов. Не было защиты. Она была уверена в своих оковах, в своей силе, в ничтожестве «пустышки».

Катя вложила в удар правой рукой всё.

Весь гнев – за Элис, корчащуюся в паутине тьмы. Весь страх – за Луизу, за Далина, за себя, за всех, кого эта безумица может поглотить. Всю боль от предательства – за ложь, за маску материнства, за годы унижений «пустышки». Всю ярость за Катарину. За ту несчастную девушку, чье тело она носила, чью жизнь у неё украли. За боль, страх и непонимание, которые устроила её родная мать. За невинную жертву, брошенную в могилу родными стенами. За обеих их. За две жизни, сломанные одной женщиной.

Вся её земная сила, подпитанная электрическим зарядом ярости и глухой, праведной болью за убитую девушку в зеркале, сконцентрировалась в кулаке. Он был сжат до побеления костяшек, до хруста суставов – хруста, напомнившего Кате о хрупкости костей настоящей Катарины. Кулак описал короткую, сокрушительную дугу, оставляя за собой мимолетный след озона и невысказанный крик двух душ, требующих возмездия.

ХРРРАСЬ!

Удар пришелся ровно в скулу. Точный. Жестокий. Неожиданный. Раздался резкий, влажный звук – кость, хрящ, плоть.

Смех Элеоноры оборвался на самом пике. Её голова резко дернулась вбок. Безумие в глазах сменилось шоком, чистейшим, первобытным непониманием. Чёрные узоры вокруг Элис мгновенно рассыпались, как дым. Девушка рухнула на каменный пол безжизненным мешком.

Элеонора не издала ни звука. Её глаза закатились. Ноги подкосились. Она рухнула навзничь, как подкошенная, ударившись затылком о камень с глухим стуком. Ледяной шар над ней погас, погрузив подвал в почти полную темноту. Только слабый отсвет откуда-то сверху выхватывал из мрака распластанное тело графини и Катю, стоящую над ней, тяжело дышащую, с окровавленными костяшками на правой руке, её глаза горели в темноте диким, нечеловеческим огнем.

В гробовой тишине было слышно только тяжелое дыхание Кати и слабый стон Элис на полу.

Гробовая тишина висела в подвале, нарушаемая лишь тяжёлым, прерывистым дыханием Кати и слабым стоном Элис, распластанной на холодных камнях. Ледяной шар погас, оставив лишь тусклый, мертвенный свет откуда-то сверху, выхватывающий острые тени: распростёртую Элеонору, Катю над ней с окровавленным кулаком, скрюченную фигуру Элис.

Первым нарушил оцепенение Далин. Его голос, обычно такой властный, прозвучал хрипло и с неприкрытым изумлением:

«У тебя... проснулась магия.» Он не спрашивал. Констатировал факт, глядя на дымящиеся обломки манжет на Катиных запястьях и на её руку, от которой ещё веяло озоном.

Катя резко обернулась к нему, её глаза, всё ещё горящие диким огнём ярости, метнулись к Элис, потом к связанной Луизе, к самому Далину, всё ещё скованному. Ярость сменилась адреналиновой дрожью и жгучей необходимостью действовать сейчас.

«Это... это сейчас не важно!» – выдохнула она, сорванным голосом. «Надо связать её крепче. И Элис... ей плохо.»

Она оставила бездыханную Элеонору и бросилась к тёмному углу подвала. Руки дрожали, мысли путались, но инстинкт спасателя гнал вперед. В куче старого хлама – обломков ящиков, ржавых цепей – её взгляд выхватил грязную, но прочную верёвку. Катя схватила её и вернулась к Элеоноре. Без лишних сантиментов, с силой, подпитанной остатками гнева и страхом, что та очнётся, она перевернула мать на живот, стянула ей руки за спиной и туго связала запястья, затем щиколотки. Узлы были крепкие, морские – навык из прошлой жизни.