Онлайн книга «Зельда Марш»
|
И даже в эту минуту, держась за окно, чтобы не упасть от головокружения, она еще размышляла, уйти ей или остаться. Она знала, что если уйдет, то никогда уже больше не вернется, а она нужна ему, страшно нужна. Он погибнет без нее. Через пять минут он опомнится, ослабеет, будет рыдать и призывать ее, раскаиваться… Зельда колебалась. Но она предвидела бесконечный ряд новых сцен, когда при малейшем раздражении, малейшем протесте с ее стороны, ей будут бросать в лицо ее прошлое. И так будет всегда, до конца жизни. И она повернулась, механически подобрала с пола шляпу, сумочку, пошла к двери и вышла в переднюю. Какая-то фигура испуганно метнулась наверх: это была Касси, подслушивавшая под дверьми. Зельда не взглянула на нее. У входной двери она поправила волосы, приколола шляпу. Мелькнула мысль о Бастере, и короткое рыданье вырвалось у нее. В последний раз остановилась – и вышла, медленно, но решительно, закрыв за собой дверь. Часть третья Глава первая 1 В городской больнице все называли ее просто «Марш». И только изредка какая-нибудь из выздоравливающих, слоняясь по палате, прочитав табличку, висевшую в ногах постели, спрашивала с ленивым интересом: – Вас зовут Зельда? Какое оригинальное имя! – У Зельды при этом возникало ощущение, будто с нее кто-то стаскивает одеяло. В том, что в больнице знали ее настоящее имя, виноват был доктор Бойльстон. Сама она предпочла бы называться хотя бы «Спрингер» – половина лежавших здесь женщин лечились под вымышленными именами. Впрочем, Зельду мало трогало и это, и все остальное. Она была слишком несчастна и слишком слаба! Вот уже три месяца лежала она в больнице, и ей часто казалось, что никакой другой жизни она никогда и не знала. За стенами палаты № 35 был город, люди, среди них человек, которого звали Джордж Сельби, и который был ее мужем, играл в водевиле… Но Джордж Сельби, как и весь мир за пределами больницы, стал чем-то чуждым и далеким. Гораздо больше интересовало ее теперь, что доктор Зелиг, например, опоздал, что в палату № 35 назначен новый врач, что мисс Кэрмоди, старшая сестра, сегодня сердитая, потому что у нее болит голова, что на десерт будут сливы, что «старой тыкве» (таково было прозвище больной с койки № 19) хуже и она, вероятно, снова ночью не даст спать соседям, – и так далее, и так далее. Три месяца между жизнью и смертью. Ее поместили сюда в последних числах июля, а сейчас – конец октября. Жар и озноб сменяли друг друга много дней подряд, и постепенно от полнейшей апатии измученная Зельда перешла к страстному желанию умереть. Да, она желала смерти. Самая мысль о каком-нибудь усилии утомляла ее. Только неподвижность и тишина и чтобы никто ее не замечал, чтобы оставили ее в покое. – Вам придется помогать медсестрам, Марш, – сказала ей однажды мисс Кэрмоди. – Вы уже несколько месяцев здесь и, если хотите оставаться и дальше, надо работать, надо быть полезной. Хочет ли она остаться? Конечно! Куда же ей идти? В палате было тридцать коек – все хирургические больные, один случай ужаснее другого. Молодых, как Зельда, было немного, все больше – седые старухи. Эти изможденные пугала тупо бродили по комнате в грязно-желтых фланелевых халатах, ссорились из-за места у окна, куда по утрам заглядывал солнечный луч, сплетничали. Однако Зельду это не трогало. Не трогал ее и вид этих несчастных: их впалые щеки, увядшие рты, их жуткие лица; не трогали их грязные бессмыслицы, с которыми они к ней приставали, их крики во время перевязок; перестала она замечать и белые ширмы, что регулярно появлялись у постелей умирающих; не волновали ее и обернутые в белые простыни тела, что вскоре выносились на носилках. Все прошло. Впечатлительность ее притупилась за эти три месяца, и часто, будучи свидетельницей отчаяния матери или мужа только что потерявших близкого им человека, она смотрела на них сухими спокойными глазами. |