Книга Ваш милый думает о вас, страница 103 – Елена Арсеньева

– И в обморок при виде крови не падаете?

– Не падаю! – храбро соврала Юлия, внутренне поежившись. – Я не из брезгливых, особенно когда дело идет о жизни и смерти!

– Ого! – пробормотал доктор с уважением, а потом обратил к ней глаза, исполненные робкой надежды: – Юлия Никитична, не сочтите за дерзость… Но пока я смогу отыскать вам сопровождение… Может быть, вы не откажете в любезности, окажете услугу раненым за Отечество…

Он так мучительно подбирал слова, что Юлия сочла нужным прийти на помощь:

– Вы хотите, чтобы я помогала в госпитале?

Виктор Петрович энергично закивал, по-детски испуганно глядя на Юлию, словно смертельно боялся ее отказа:

– Вы так деловито обо всем говорили. Вы, чувствуется, много знаете, да и лишние руки нам просто до зарезу нужны…

– Да, я согласна, – просто сказала Юлия. – Мой долг… ну, вы понимаете.

– Тогда я сразу пришлю вам халат – переодеться – и все покажу, да?! – радостно воскликнул Корольков и пулей вылетел за дверь.

Оба чувствовали себя вполне в выигрыше.

Корольков был счастлив оттого, что весьма умело заманил себе в помощницы эту молодую даму, знания и опыт которой будут в лазарете весьма полезны (он и себе стыдился признаться в том, что больше всего на свете хотел бы снова и снова глядеть в это пленительное лицо, пусть и без всякой надежды на большее).

Юлия тоже была довольна. Доктор сам влез в расставленные ею сети, да еще и вообразил себя удачливым охотником. Теперь она убьет двух зайцев, если уж продолжать следовать этому лексикону: поможет симпатичному доктору и проследит за Зигмундом, постарается сорвать все его происки.

Она и себе стыдилась признаться, что больше всего на свете хотела бы просто снова его увидеть.

Впрочем, на это у Юлии почти не было времени. Поход по окрестным домам (в сопровождении двух выздоравливающих прапорщиков, Саши и Жени) и объяснения с польскими женщинами насчет корпии оказались труднее, чем Юлия предполагала. Восторг, который она вызвала у Саши и Жени, не имел ничего общего с делом. Они воспринимали Юлию лишь как предмет для дивного флирта, напоминавшего о блаженных мирных временах, и поначалу от них было больше помехи, чем пользы. Местные женщины корчили из себя невесть что, клялись и божились, что в доме нет ни клочка ткани, годной на корпию. А дома гляделись зажиточно, да и в хозяйствах имелись служанки, даже скотницы. Польский гонор уже довольно осточертел Юлии, чтобы она терпела его еще и в этой деревушке! С радостью ощутив, как прежняя лихость и бесстрашие пробуждаются в ней, Юлия дала себе волю. На другой же день (первый оказался вовсе бесполезным, после чего она всю ночь проплакала в подушку, маясь своей никчемностью) она начала утро с крепкой оплеухи Жене, пытавшемуся пожать ей локоток, и прошипела: «Болван!», адресуясь к Саше, который загляделся было, когда Юлия, приподняв юбки, перебиралась через лужу, вместо того чтобы помочь.

Это подействовало: в новый рейд по домам прапорщики отправились нахмуренные, что, в свою очередь, перепугало хозяек. Под прикрытием их сурово сведенных бровей и обиженно (все думали, что зло) поджатых губ Юлия приказывала открыть сундуки и шкафы и собственноручно изымала оттуда всю ветошь. В каждом доме был задан ежедневный урок по количеству корпии, и если хозяйки (а то и служанки!) осмеливались перечить, Юлия не стеснялась впрямую угрожать. Впрочем, гораздо чаще и успешнее действовало что-нибудь вроде: «Да ведь и ваши раненые, случается, попадают в наши лазареты, им тоже сия корпия в облегчение пойдет!» Такое и вправду бывало, особенно среди мирных жителей, пострадавших при артиллерийской бомбардировке села или после боя в нем.