Книга Ваш милый думает о вас, страница 102 – Елена Арсеньева

– Холера?! – переспросила с ужасом Юлия.

– Простите, не хотел пугать вас, мадам. В армии отмечено несколько случаев. Эпидемии пока не предвидится, но, знаете, вода дурная и пища… И сразу не распознать, у кого просто колика, а у кого уже смертельная болезнь. Зараза может распространиться, и хуже худшего, если это начнется в лазарете, где люди и без того ослаблены.

– У вас холерные лежат в отдельном помещении? – спросила Юлия. – За ними отдельный персонал ходит?

Искра удивления мелькнула в глазах доктора, и он вновь захрустел пальцами:

– Просто другая палата. А что до отдельного поста, так у меня просто нет столько народу. И без того на положении санитаров у меня господа выздоравливающие.

Юлия вспомнила услышанный разговор. Так, теперь понятно: здесь и впрямь раненые ухаживают друг за другом. И ходят, конечно, туда-сюда беспрепятственно…

– Ну а халаты, по крайности, они меняют? – спросила нетерпеливо.

– Халаты? – хлопнул глазами доктор.

– Ну да! Халаты должны менять санитары, когда идут из холерной палаты в обычную! А повязывают лица? Лица закрывают такими повязками? – Юлия изобразила в воздухе что-то вроде собачьего намордника. – И еще, говорят, надо курить уксусом в палатах.

– Уксус – это замечательно, – сказал доктор Корольков серьезно. – И пол у нас засыпают негашеной известью в коридорчике, который отделяет холерную палату от прочего коридора, и вода хлорная стоит наготове для мытья рук, и халаты есть сменные, прокипяченные, и даже матерчатые чулки надеваем на сапоги…

Теперь настал черед Юлии хлопать глазами.

– А воду питьевую кипятите? Сырой воды нельзя… – заикнулась она.

– И воду кипятим, – покивал успокаивающе молодой доктор. – И перец в водку добавляем, и даем больным масло мятное. И… о господи, где ж она? – Он сунул руку в казавшийся бездонным карман своего серого, застиранного халата, выдернув матерчатую повязку и с проворством фокусника нацепил ее на лицо: – Оп-ля! Вот и мы! – голос его звучал теперь глуше, однако лукавый смешок Юлия тотчас различила.

Да он над ней все время посмеивался! Конечно, глупость какая – объяснять доктору, как лечить больных! С чего это ее так разобрало, непонятно?

Беспомощно оглянулась, пытаясь скрыть растерянность, и подхватила с полу комок корпии:

– Знаете, это не корпия. Не настоящая корпия. Она слишком жесткая, грубая, плохо мнется.

– Разумеется, – кивнул доктор. – Щипали грубые, негнущиеся мужские пальцы из этого вон рядна, – он пренебрежительно кивнул на грубые тряпки. – Женских-то нежных пальчиков, кои к этому делу весьма способны, где взять?

– Как где? В деревне разве нет женщин? – удивилась Юлия.

– Есть-то есть, но они не согласятся помогать. Да и недосуг мне по домам ходить, проще одного-двух свободных санитаров посадить щипать.

– Рвать, – ехидно уточнила Юлия, и когда доктор обескураженно кивнул, почувствовала себя отомщенной за тот его смешок.

– Вижу, вы не чужды медицине, мадам Белыш.

– Юлия Никитична, – торопливо проговорила она, желая любым способом поскорее освободиться от сего опрометчивого псевдонима, и доктор с удовольствием улыбнулся, осторожно пожимая протянутую руку:

– Виктор Петрович.

– Моя матушка, – пояснила Юлия, доверчиво глядя на Королькова и почему-то чувствуя себя с ним совсем накоротке, – в двенадцатом году работала в тыловом госпитале, в Нижнем Новгороде, да и после, в Варшаве, не оставляла своим попечением лазареты и часто брала меня с собой. Я и корпию щипать умею, и перевязывать…