Книга Счастье в огне, страница 4 – Мария Захарова

Однажды она допоздна засиделась у одноклассницы – на следующий день ожидалась контрольная по алгебре, и девочки увлеклись задачами. Варя тихонько, чтобы не разбудить отца, так как ее позднее возвращение грозило неминуемой головомойкой, прикрыла входную дверь и на цыпочках пошла по коридору. Но в кухне горел свет, и доносились голоса – раздраженный отца и мягкий, почти неслышный, матери – родители не спали, более того, они говорили о ней:

– Нет, ты посмотри который час. Ну и где ее носит? Она совершенно отбилась от рук, с ней стало невозможно разговаривать.

– Сережа, не кипятись.

– Я не кипячусь. Но ситуация выходит из-под контроля. Ребенок совершенно перестал с нами общаться, на любые вопросы или отмалчивается, или бурчит что-то невразумительное.

– Вот это меня и беспокоит. С ней явно что-то не так. Вдруг что-то случилось? Раньше она делилась малейшими проблемами и всеми радостями, а теперь… Сережа, я очень волнуюсь.

– Ну вот только этого не хватало. Ты же прекрасно знаешь, волнение тебе абсолютно противопоказано.

– Сердцу, как говориться, не прикажешь…

– А ты прикажи, ради маленького, ради нас. Тем более, волноваться, я думаю, особенно не о чем. Это банальный переходный возраст, скоро само все пройдет.

Варвара сначала попятилась, а потом со всех ног бросилась по коридору, влетела в свою комнату и с шумом захлопнула за собой дверь: «Ах вот как это называется – переходный возраст! Она чувствует себя одинокой, покинутой, никому не нужной, она совершенно не знает, что будет дальше, потом, когда в доме появится новое, непонятное существо, и она совершенно не понимает, кому и зачем это нужно… Ведь все было так спокойно, они всегда ладили с родителями, особенно с мамой, они любили друг друга, и всем им было хорошо. А теперь? Что будет теперь? И, оказывается, это всего-навсего переходный возраст, причем ее. Значит она еще и во всем виновата». Варя заметалась по комнате – ее душили слезы – а потом с громким всхлипом плашмя рухнула на кровать. В коридоре послышались мягкие, но такие теперь грузные шаги матери. Ольга Евгеньевна вошла в комнату и тихо присела на кровать возле рыдающей дочери. Она ничего не говорила, только гладила Варю по голове, совсем как в детстве, когда маленькая Варенька никак не желала засыпать. Ощущение тепла и уюта стало окутывать Варвару. Она уловила слабый запах парного молока и чего-то еще, до боли родного, – так пахла мама. Железный обруч, сковывающий ее душу, стал распадаться. Прошло еще несколько минут, и Варя подняла голову, заглянула в мамины глаза и увидела все ту же любовь, которая плескалась там всегда, сколько Варя себя помнила. Она еще раз всхлипнула и уткнулась в тугой, круглый живот матери, а та прижала ее к себе, продолжая гладить по волосам. И в этот момент Варя щекой почувствовала какое-то движение, потом еще. Она недоуменно глянула на мать, а та тихо, почти шепотом, сказала: «Это маленький с тобой здоровается. Он тоже любит тебя, как и все мы». Мама еще долго в ту ночь сидела около нее, и они говорили, говорили, о Вариных страхах и маминых надеждах, и много еще о чем.

А потом была та страшная январская ночь. Снег пошел еще с обеда. Он падал и падал огромными белыми хлопьями, похожими на комки ваты. И также, как вата, глушил все звуки. К вечеру стал подниматься ветер, очень быстро превратившийся в настоящий буран. Но дома, возле топившейся печки, было тепло и уютно. Варя сражалась с неправильными глаголами, заданными вредной «немкой». Отец что-то писал в историях болезни, принесенных домой, и изредка с довольной улыбкой поглядывал на своих «девчонок». И только Ольга Евгеньевна была в этот вечер как-то особенно тиха и задумчива. Около десяти Варя наконец закончила с последним упражнением и, сладко потянувшись, отправилась в свою комнату.