Онлайн книга «Красна Марья»
|
— Я, Маш, тоже по Расее-матушке скучаю… Да жить дальше надо — нельзя раскисать. — Алексей, получается, и мы руку приложили к разрушению прежней России, и прозрение это — мучительное, горькое, непоправимое… — Последние веские слова Мария Сергеевна произнесла с беспощадной к себе суровостью. — А вот это — правда, Марья Красная. — Мария Сергеевна болезненно дернулась, словно от пощечины, и глянула изумленно. — Угробили державу — и какую державу! — выпрямил спину Алексей. — Утешиться-то нечем, только каяться нынче остается… Ну хоть то хорошо — понимать начинаешь: лучше поздно, чем никогда. — Еще раз взглянув в потемневшие мрачной мукой глаза жены, добавил уже помягче: — Ну да не печалься, родная: все течет, все меняется… Русь — что птица Феникс… Воскреснет! Мария Сергеевна откинулась на борт телеги и зябко поежилась. Алексей, поискав, высвободил пуховый плат из-под тюков и накинул на плечи жены: — Гляди не застудись, Маш… Глава 9 Осенью Сережу отправили в русскую школу — одну из немногих, все еще открытых на Пряшевской Руси. Школа была убогой и нарочно плохо финансировалась, по сравнению со словацкими и чешскими образовательными учреждениями, но пока держалась, благодаря поддержке русинского населения и депутата от Пряшевской Руси, члена парламента Петра Жидовского, уроженца Ястребья. Следует отметить, что, хотя попытки русинского народа противостоять ассимиляции в восточной Словакии не имели большого успеха, благодаря их стойкости, при поддержке сербских друзей, удавалось длительное время сохранять на Пряшевской Руси русскоязычные школы и немногочисленные православные церкви. Деятельная Мария Сергеевна скоро познакомилась с Петром и другими депутатами от русинского населения, учителями из местной и окрестных школ, русским губернатором — фактически безвластным и называемым в народе «кивай-голова». И активно включилась в полуподпольную (ей было не привыкать) борьбу за достойные условия существования Прикарпатской Руси, оговоренные в Сен-Жерменском договоре. Политические деятели, придерживающиеся тех же взглядов, довольно быстро оценили ее энергичные усилия и доверили координировать связи с зарубежьем, а также способствовали устройству Марьи Сергеевны в районную администрацию. Такое по тем временам было настоящим чудом, поскольку на государственные должности назначались исключительно представители титульной нации или, в крайнем случае, выдающиеся личности из евреев или мадьяр, но уж никак не русскоязычные жители. Новое положение требовало частых разъездов. Администрация выделила Марии крытую двуколку. Алексей заранее приготовил полозья, и, когда землю слегка сковало жестяным морозцем, невысокая фигурка Марии Сергеевны с вожжами в руках уверенно замелькала на дорогах края. Алексей с тревогой ожидал жену из поездок и, случись ему оказаться возле дома, взяв под уздцы, проворно заводил коня во двор, уверенно подхватывал Марию из двуколки, нетерпеливо прижимая к себе. Жена просила отпустить, обзывала медведем, а он в ответ сжимал ее еще пуще и целовал в смеющееся лицо. Дети, если они еще не спали, заслышав голоса, босыми выскакивали на стылое крыльцо и облепляли усталую, ласково увещевавшую их мать. Алексей без восторга наблюдал за служебными успехами своей прекрасной половины. Значительная часть забот по уходу за детьми легла теперь на него, а главное — в голосе Марии Сергеевны, как встарь, зазвучали властные нотки, к чему Алексей давно потерял прежнюю беспечную терпимость. Тем не менее он не препятствовал супруге, понимая, что иначе Мария Сергеевна просто не может; к тому же материально им теперь стало легче. |