Книга Гондола химер, страница 7 – Морис Декобра

Лодка обогнула городской сад и пошла в бассейн святого Марка. «Набережная рабов» была пустынна. Там и сям огни бросали пятна на стены низких домов и блестели, как светляки на воде лагуны. Сверкающая Пиаццета и огромная светлая розовая стена Дворца Дожей напомнили леди Диане о Джимми, находившимся со своими товарищами рядом, в баре «Даниэли». Но она и не подумала заехать за ним.

– В Реццонико, – приказала она гондольеру.

Была половина второго ночи, когда гондольера причалила к парадной лестнице. Леди Диана прыгнула на мраморную ступеньку, зеленую от мха и отпустила Беппо. Она вошла в свою комнату, не спросив у камеристки, вернулся ли Джимми. Выпив стакан ледяной воды, он повернулась к письменному столу, где на ониксовой подставке она находила каждое утро «New-York Herald» и «Delly Mail». На этот раз там лежала «Gazetta di Venezia». Английские газеты прибывали с опозданием на 24 часа.

Леди Диана бросила любопытный взгляд на последние новости итальянской прессы. Заголовок, напечатанный жирным шрифтом, привлек ее внимание:

Колониальные дела ее родины мало интересовали леди Диану. Но она знала раньше лорда Стэнли. Она познакомилась с ним на одном из дипломатических приемов в министерстве иностранных дел, куда она сопровождала покойного мужа. Убийство верховного комиссара британского правительства было серьезным событием. Она с интересом читала телеграмму Агентства Стефани: «Сегодня утром, во время церемонии открытия памятника лорду Китченеру, неизвестным фанатиком убит лорд Стэнли. Преступление, имеющее бесспорно политическую окраску, рассматривается, как первый сигнал действий, подготовляемых египетскими националистами. По полученным из достоверных источников сведениям, сообщение с Хартумом прервано, и английский гарнизон осажден тысячами восставших».

Леди Диана положила газету, уделив всего несколько минут жертве египетского восстания. Судьбы Египта мало интересовали ее. Еще одна папироса перед сном. Леди Диана накинула белую шелковую пижаму, с искусно вышитым шотландским чертополохом под левой грудью, надела серебряные парчовые туфли и облокотилась о подоконник. На Большом канале теперь не видно было движения. Луна исчезла. Площадь святого Самуила против дворца была поглощена тенью. Леди Диана снова была охвачена мыслью о своих увлечениях и о номере тринадцатом. Могла ли она подозревать, что случай, играющий в жмурки с самыми серьезными событиями нашей жизни, свяжет неуловимой нитью драму Каира с ее личными переживаниями?

Было десять часов утра, когда Эмма, вывезенная из Женевы горничная леди Дианы, разбудила свою госпожу. Эмма была скорее компаньонкой, чем горничной, и пользовалась полным доверием леди Дианы, посвящавшей ее в курс своих маленьких секретов и больших замыслов.

Она несла завтрак на зеленом стеклянном подносе, с торжественностью церковного старосты, несущего мощи какой-нибудь святой. На подносе стоял чай в чайнике из настоящего фаянса, мармелад из апельсинов и сухой бисквит. Кроме того, лежало письмо без марки, с гербом патрицианки, на печати. Эмма доложила:

– Миледи, вот спешное письмо от графини Орсоло.

Леди Диана знала только по виду эту аристократку, жившую в соседнем дворце. Она вполголоса прочитала послание: «Леди Уайнхем, я уверена, что вы не будете на меня в претензии, если я решусь выразить вам самые настойчивые жалобы моей сиамской кошечки Беттины, премированной в прошлом году на выставке в Турине. Вчера вечером я застала возле нее обезьяну мистера Баттерворса в позе, не оставляющей никаких сомнений относительно ее намерений. Это нечистое животное пыталось воспроизвести род своих предков с моей бедной кошечкой. Мне стоило большого труда прогнать обезьяну и предотвратить ужасную катастрофу. Я была бы вам очень обязана, леди Уайнхем, если бы в будущем вы следили за обезьяной. Я прошу вас принять мои самые почтительные приветствия. Дельфина Орсоло».