Онлайн книга «Повесть былинных лет»
— Кто задул лучину? — проревел богатырь, слепо тычась по сторонам. — Аспиды, ослепили-и-и-и… Колупаев попятился к двери. — У-у-у-у… — ревел Муромец. — Кощеевы отродья! Представление длилось несколько минут. Затем Илья наклонился, и ведро само спало с его пустой головы. Муромец несколько раз глупо моргнул и, сфокусировав взгляд, очумело уставился на Степана. — Ты кто? В голосе богатыря чувствовался неподдельный испуг. Колупаев ухмыльнулся: — Я Степан Колупаев, кузнец из села Большие Мытищи. Прозвучало все это довольно грозно и веско. Но на Илью впечатления не произвело. Он лишь тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. — Какой нынче год? — вконец охрипшим голосом спросил он. Вопрос поставил Степана в тупик. Не о том Муромец спрашивает, ой не о том. — Сто одиннадцатый, — ответил Колупаев, — от рождества Велеса. — Сто одиннадцатый?!! — в ужасе переспросил Муромец, после чего стал загибать могучие пальцы. «Года считает!» — догадался Степан, внимательно разглядывая великовозрастного дитятю. В рваной разлезшейся рубахе, весь заросший волосами… Ну прямо медведь, а не человек. Бородища ниже пояса. Усищи… страшно подумать. Басурман какой-то с большой дороги, а не богатырь. — Тридцать три года, — сипло прошептал Муромец. — Чего? — отозвался Колупаев. — Я храпел на печи тридцать три года, — повторил богатырь, и глаза у него при этом были как у посаженного на кол половца. — Так ты, значит… — догадался Степан, прикрыв рот ладонью. Все становилось с ног на голову. Не было никакого вероломного богатыря, нагло присвоившего себе чужую славу и сговорившегося с нечистым на руку летописцем. Всего этого и в помине НЕ БЫЛО! — Это что же получается… — прошептал Колупаев, быстро шевеля извилинами. А получалось вот что. Илья все это время спал. Спал беспробудно, и пока он спокойно дрых, кто-то взял и присвоил богатырю чужие подвиги. Не спросив соизволения, совершенно самовольно. Но зачем? Сие пока было неведомо… Муромец на печи, казалось, сейчас расплачется. — Как же так? — хрипло причитал он. — Тридцать три года псу под хвост! Я ведь все как сейчас помню. Шестнадцать годков мне тогда от роду было. В ратный поход с другами собирался супротив Мамая-разбойника. С Масяней был обручен. Случился пир перед походом, я выпил и… Богатырь с силой ударил кулаком по печи. Печь, как ни странно, выдержала. — Летархия! — с запинкой произнес Колупаев услышанное однажды в какой-то корчме диковинное заморское словцо. — Ась? — вздрогнул Муромец. — Летархия, говорю, — повторил Степан. — Мне один ученый грек за кружкой вина рассказывал. Он был этот, ескулап заморский… Ну, ведун, знахарь по-нашему. Так вот, иногда происходит, что человек ни с того ни с сего в спячку впадает. — Аки медведь зимой? — удивился Илья. — Ну да, — знающе кивнул кузнец. — Но токмо медведь, лишь на несколько месяцев в берлоге засыпает. А человек… может до конца дней своих так проспать… — Дык как же это? — А вот так, — наставительно ответил Колупаев. — Видать, с тобой эта самая летархия и приключилася. По-другому и не объяснишь. Ты что на пиру том пил, помнишь? — Помню… э… э… Черничную водку! — Все ясно! — кивнул Степан. — Не знал ты, видать, что знахари сельские ею от бессонницы селян врачуют. М-да, роковая оплошность… — Ну а что с Мамаем? — виновато промычал богатырь, потирая мощную шею. — А что с Мамаем? — удивился кузнец. — Я тогда мал был, не помню уже. Вроде как порешили его русичи. А иначе ведь и быть не могло. Погань всякая, на землю матушку посягающая, на Руси всегда отпор получала. Забудь о Мамае, тут дело посурьезней имеется. — Какое? — икнул Муромец, сидя на печи и болтая босыми ножищами. — Да вот тут… — начал было Степан и осекся. Как бы все попонятливей рассказать? Ведь Илья, похоже, и слухом не слыхивал о мерзавских происках того летописца. — Понимаешь, брат… — издалека начал Колупаев, — я к тебе, собственно, скандалить ехал. Но теперь понял, что зря, конечно, я на тебя злился. — Ты на меня злился? — переспросил богатырь. — Дык чего ж такого я мог тебе сделать, коль спал все эти годы? — Ни при чем ты здесь, все верно! — согласился кузнец. — Я не об этом. Один брехливый летописец незнамо почему присвоил тебе невиданные подвиги, совершенные тобою якобы на земле русской. Но… как бы это сказать… — Дык так и говори, — решительно махнул ручищей Муромец. — В общем… — замялся Степан. — Все эти подвиги на самом деле я совершил. — Но то ли рылом не вышел, то ли имя у меня какое-то… не такое. Так или иначе, но летописец этот рассудил по-своему и присвоил все геройства… тебе. — Мне?!! — Вот-вот! Я поначалу думал, в заговоре вы. Решил через тебя того супостата найти. Но вижу теперь, все напрасно. — Почему это напрасно? — басом взревел Муромец. — А что, ежели я хочу помочь тебе найти этого мерзавца? Пусть и не ведаю, где он скрывается, но помогу. Восстановим справедливость вместе! А заодно вот… кости разомну. Такой расклад кузнеца вполне устраивал. Богатырь был на редкость решительный. С этакой горой за спиной можно и без особых угроз летописца запугать, дабы исправил брехню свою подлую, а заодно и объяснил, почему его выбор пал именно на Муромца. А то, понимаешь… Дверь за спиной Колупаева снова распахнулась. Неужели ополченцы опять пожаловали? Нет. Это были не ополченцы. Степан обернулся, с подозрением зыркнув на двух добрых молодцев при шлемах, кольчугах да булавах. По всему выходило, княжеские дружинники к ним пожаловали. Час от часу не легче. — Чаво вам? — не очень дружелюбно спросил Муромец, продолжая сиднем сидеть на удобной печи. Добры молодцы переглянулись. На их румяных физиях читалось откровенное замешательство. — Да вот… — сказал один из них. — Нас послал к тебе, о славный богатырь, князь Буй-тур Всеволод Ясно Солнышко. — Кто послал? — не понял Илья. — Буй-тур Всеволод, — осторожно повторили молодцы. — Кто таков? — Муромец повернулся к Степану. — Князь Сиверский, — ответил Колупаев. — Всеми любим на Руси за норов свой буйный и нелюбовь к лишней войне. Оттого Буй-туром и назвали. В смысле бешеный бык! |