Книга Черное Сердце, страница 11 – Анна-Лу Уэзерли

Она представила себе момент, когда кто-то, вероятно, экономка, вошел в номер 106 и обнаружил ужасную сцену. Наблюдение за чем-то подобным оставляет шрамы у человека, и это только добавило ей удовольствия от осознания того, что она таким образом повлияла на жизнь совершенно незнакомого человека. Однако у жены папы Медведя сейчас были бы настоящие проблемы. На это она могла рассчитывать. Он признался, что женат и у него двое детей, практически сразу, как только они подключились к Интернету; она была уверена, что он также назвал их имена и возраст, но она только изобразила интерес и не смогла их вспомнить. Теперь она жалела, что не может этого сделать, потому что это позволило бы ей представить их горе с гораздо большей ясностью. На сознательном уровне она знала, что должна была испытывать какие-то угрызения совести, жалость или вину за семью, которую он оставил позади. Потому что это то, что должны чувствовать человеческие существа. Но ее подсознание было пустым, как темная бездна. У нее не было доступа к таким эмоциям, и она могла только представлять, как они могут выглядеть и ощущаться. Ее эмоции состояли только из визуальных фантазий, когда она представляла себе его жену, сгорбленную и плачущую у его могилы, трагедию, отразившуюся на ее лице, когда она молча винила себя, и его детей, лишенных всего, поддерживающих ее, рыдающих и скорбящих о своем жирном, бесполезном отце-изменщике. Она поймала себя на том, что улыбается при мысли об этом сценарии. Это был первый раз, когда она подумала о его семье после убийства. Убийство. Ей нравилось это слово; оно почему-то подходило больше, чем «убийство». Папа Медведь был жертвой, и его кончина вызвала у нее чувство эйфории, которой она никогда раньше не достигала, даже во время своего прошлого репертуара девиантного и извращенного поведения. Это поддерживало ее психику, заполняя измеримую пустоту внутри нее до такой степени, что она почти чувствовала себя человеком, настоящей, живой.

Она задавалась вопросом, чувствовали ли себя так же другие люди в своей повседневной жизни? Ее болезненная ревность к «обычной» жизни других людей и их способности самостоятельно создавать счастье была частью расстройства, которое заставляло ее обеспечивать безопасность, заманивать в ловушку, а затем обесценивать и отбрасывать людей. Но не раньше, чем высосет из них саму жизнь; лишит их всех хороших, радостных человеческих чувств и переживаний и оставит им сломанную, пустую оболочку от их прежнего великолепного «я».

Однако сделать еще один шаг к физическому убийству требовалось много времени. Это была темная, коварная, постепенная фантазия, пока она не проявила себя как постепенно логичная реальность в ее извращенном сознании. Это была история, которую ей нужно было рассказать — та, в которой она должна была написать концовку и освободить себя.

Мысли о семье папы Медведя быстро испарились, когда резь в животе напомнила ей о голоде. Все эти покупки разожгли у нее аппетит. Может быть, она побалует себя едой навынос сегодня вечером, прежде чем снова подключится к Сети. Она не хотела терять время, не сейчас, когда она была на такой высокой волне. Однако она подозревала, что добывание Мумии-Медведицы будет более сложным процессом, чем заманивание в ловушку папы-Медведя.