Онлайн книга «Войны былинных лет»
Левша слегка шлепнул Горыныча по чешуйчатым ляжкам. Змей тут же послушался, две боковые головы, икнув, погасили пламя, средняя же по-прежнему продолжала изрыгать гудящий огонь. Ничего не скажешь, рептилия быстро училась. Помощники Моторного Капитана тут же поспешили к двум остывающим головам, просовывая в горячие щели намордников вяленую рыбу в качестве некоторого поощрения послушной зверушке. Ладья стала снижаться, подчиняясь искусному управлению отца Ильи Муромца. Вот горынычеплан опустился ниже темных туч, и глазам предстала неописуемая картина. Внизу по заснеженной равнине медленно растекалась вражеская армада. — Я так и знал, что они именно сегодня перейдут в наступление, — кивнул Всеволод. — Слава богам, у нас уже все готово для ответного удара. — Денек выстоим! — кивнул Иван Тимофеевич. — А вот далее… — Будем действовать умом да хитростью, — усмехнулся Ясно Солнышко. — Нужно как следует пощупать этих мериканцев за вымя. — Машинерия у них — одно загляденье, — восхищенно прицокнул языком оружейный затейник, вглядываясь с приличной высоты в ползающих внизу железных сороконожек. Всеволод задумчиво пощипывал бородку: — Парамон, ко мне! Из трюма выскочил перекошенный плечистый дровосек, заменивший князюшке сбежавшего ученого секретаря Николашку Острогова. Конечно, Парамону было далеко до Николашки, но вот в расторопности дровосек явно превосходил подлого летописца. — Тута я, Ясно Солнышко! — Что у нас там касательно наземной разведки? Что барабашки лесные вызнали? Помнится, мы засылали нескольких ночью в лагерь супостата. — Э… — Парамон достал из-за пазухи несколько смятых листов бересты. — Меня интересует все, что касается вчерашнего дня! — добавил Всеволод, видя явное замешательство на глуповатой физии помощничка. «Этот хоть, в отличие от Николашки, дурачка из себя не строит», — удовлетворенно отметил про себя князюшка. — Вот! — Дровосек потряс над головой каким-то грязным листом. — Тута написано… э… э… — Дай, сам прочту! — нетерпеливо потребовал Всеволод. — Да я грамотен, — обиженно пробурчал Парамон. — Просто барабашки неразборчиво пишут. Ага, вот! Вчера вечером в мериканский военный лагерь были завезены особые съестные припасы, «шматсы» называются. Солдаты утром их схарчили и в наступление поперли. — А что это такое, там написано? — раздраженно поинтересовался Ясно Солнышко. — Все тут написано чин чином, — радостно подтвердил дровосек. — «Шматсы» — енто шоколадки такие, их мериканец как съест, так сразу умнее становится. А без «шматсов» у них мозги набекрень съезжают. Теперь ясно, отчего они не сразу в наступление перешли, ждали, видно, обозы с провизией. Тута еще написано, что один из барабашек украл образец. Где же он тут у меня был… И Парамон принялся озабоченно ощупывать свои карманы. Наконец что-то таки нашел. Просиял. — Вот! — Дровосек протянул Всеволоду маленькое надкушенное нечто в яркой обертке. Князюшка брезгливо поморщился: — Это еще что за пакость? — Мериканский «шматс»! — А почему надкушено? Парамон густо покраснел. — Вот я тебя сейчас плеткой! — пригрозил Ясно Солнышко, отбирая у помощника секретное оружие супротивника. Достав кинжал, Всеволод аккуратно срезал надкушенную часть шоколадки, выкинув испорченный кусок за борт. Оставшуюся часть освободил от обертки и с великой осторожностью засунул себе в рот. — А вдруг отравлено? — запоздало спохватился стоящий у руля Иван Тимофеевич. — Енто навряд ли, — жуя, промычал Ясно Солнышко. — Парамошка вон весь аж пышет здоровьем. Парамон в ответ радостно улыбнулся: мол, и тут услужил князю. Продолжая жевать, князюшка строго посмотрел на дровосека: — Ну что, образина болотная, отвечай, ума тебе после съедения мериканской сладости прибавилось? — Вроде как, — испуганно ответил Парамон, ощупывая голову. — Ушанка вот почему-то с утра не налазит… — Да енто же моя шапчонка-то! — вдруг гневно воскликнул отец Муромца и, выпустив штурвал, отобрал у дровосека кроличий треух. — А я все гадаю, куда подевалась. Понятно, что на твою макитру она не налезет… — Воруешь, значит! — Всеволод снял с пояса любимую плеть. Парамон побледнел и кубарем свалился в трюм. — Тревога! — прокричал сверху смотровой. — По левому борту летающая машина супротивника! Князюшка резко обернулся. К разведывательному горынычеплану стремительно приближались сразу три железные «гарпии». — Ясное дело, нас заметили! — кивнул Иван Тимофеевич. — Иначе и быть не могло… Эй, Левша, полный трехголовый!!! — Есть полный трехголовый! — зычно донеслось снизу. Через минуту, исторгнув мощные струи пламени, Горыныч швырнул легонькую ладью в хмурое небо. Вражеские гарпии явно отставали. — Куда уж им теперь, — рассмеялся оружейный затейник, лихо поворачивая штурвал, — у них-то ведь болванки бездушные, а у нас все живое, родное, рассейское: и Горыныч, и доски корабельные из родного леска выструганные. Магия земли родимой нам помогает. — Может, стоило принять бой? — с сомнением проговорил князюшка, когда мериканские «гарпии» исчезли далеко позади. — Коль не было бы тебя, князь, на борту, пужнули бы разок нечестивцев, — ответил отец Муромца, — а так… лишний раз рисковать такой важной персоной я не вправе… «Что ж, мудро», — мысленно усмехнулся Всеволод, а вслух сказал: — Быть сегодня сражению великому! А чему быть, того, как известно, не миновать. Военный штаб расположили на возвышенности, откуда отлично просматривалось возможное место первой серьезной стычки: небольшой реденький лесок и замерзшая узенькая речушка. Мериканцы перли с запада на восток и через полчаса должны были появиться аккурат в этом месте, во всяком случае, так рассчитал князь Всеволод после короткой, но очень эффективной воздушной разведки, еще раз подтвердившей полезность довольно сложного в изготовлении горынычеплана Командовать сражением должен был Богдан Шмальчук, но в последний момент он передал жезл главнокомандующего Всеволоду, решив все-таки быть поближе к своим отважным краинцам. За этими шельмами нужен глаз да глаз, особенно в бою. Ясно Солнышко хмуро вглядывался в развернутую на спине согнувшегося пополам Парамона карту. Прочие князья седлали коней, готовясь по первой же команде выводить на поле боя свои ратные дружины. Всеволод продолжал хмуриться. |