Книга Войны былинных лет, страница 66 – Валентин Леженда

Испуганный Огонек поскакал вслед за удирающими хозяевами.

Добры молодцы стремительно промчались мимо огромного озера. Бегущий Тихон с удивлением заметил, что дорога под ногами странным образом обрывается. Не успел молодец и глазом моргнуть, как они с Гришкой врезались лбами в ворота невесть откуда возникшего города.

Врата со скрипом отворились, и беглецы кубарем влетели прямо на торговую площадь.

Посреди площади стоял, грозно уперев руки в бока, Буй-тур Всеволод.

— Князюшка, — жалобно проблеяли дружинники, боясь слишком близко подходить к непредсказуемому дядюшке.

— Явились, охламоны! — Ясно Солнышко строго погрозил пальцем. — А ведь вас только за смертью посылать, орясин тьмутараканских.

Но не было злобы в словах этих.

Князюшка по очереди обнял каждого из братьев.

— Молодец, Тишка, все-таки вернул брата. Быть тебе за это сиверским воеводой!

Радости Тихона не было предела, хотя, возможно, Всеволод так шутил.

От городских ворот примчались двое стражников.

— Князь, там мужик какой-то с телегой гневно требует, чтобы его пустили, — сообщил один из служивых. — Кулаками потрясает, шлет непонятные проклятия.

— Это такой чернявый, в меховой жилетке? — на всякий случай уточнил Ясно Солнышко.

Стражники утвердительно кивнули.

— Гоните-ка вы его, братцы, в шею!

С сомнением поглядев на прихрамывающего Муромца, Колупаев жестом подозвал Кимку, выискивающую в лесу тайную тропу.

— Погоди, красавица… Скажи, далеко ли еще до этих Ерихонских Труб? Сдается мне, что Илью очень скоро придется нести на себе.

— Дык я ничаго, я дойду! — запротестовал богатырь. — Кольчугу бы сбросить, понимашь, но нельзя, отцовский подарок.

— Ох, и разожрался же ты в этом своем анабиезе богатырском, — покачал головой кузнец. — Наверняка славные застолья снились, а ну признавайся!

— Были и застолья, — смущенно подтвердил Муромец.

— Да тут уже недалеко, — успокоила русичей дочка Лешего. — Я, когда сюда шла, особые метки на деревьях оставляла. Вот увидите, очень скоро мы все будем дома…

«Хорошо бы», — подумал Степан, на всякий случай оглядываясь.

Но их жуткие преследователи безнадежно отстали

Над лесом занималось утро.

Запели какие-то местные пичуги, сумерки медленно отступали под сень разлапистых деревьев.

— Тихо! — Кимка предостерегающе подняла руку. — Там дальше кто-то есть…

Русичи прислушались.

— Ах ты, собака проклятая, да чтоб тебя телегой переехало, да что б в тебе токмо Навьи колобки запекались, — отчетливо донеслось из-за деревьев. — И это же надо, сломаться как раз сейчас!

Отважная троица с любопытством двинулась вперед.

Прямо посредине широкой дороги стояла огромная каменная печка, у которой гневно ругался невысокий конопатый мужичок. Вид он имел довольно помятый, словно с великого перепоя. Кумачовая шапка съехала набекрень, серая длинная рубаха имела кое-где солидные прорехи, полосатые штанцы местами перепачканы сажей, на ногах лыковые лапти.

— Никак земляк.

— Эй, мил человек, чего это у тебя печь посреди дороги стоит? — спросил Колупаев, дивясь невиданному зрелищу.

— Да вот… — Мужичок пихнул ногой ненавистную печку. — Не едет, сволочь, и все тут…

— А что, раньше, значит, ездила?

— Еще как! Я же на ней из Руси в Средиземье постоянно гоняю. И на тебе, прямо посреди дороги стала…

Степан с подозрением уставился на незнакомого мужичка.

— А ты, часом, в Средиземье не у друга ли одного гостил?

— Так и есть, гостил! — подтвердил мужичишка. — У Гендальфа Серого. Ох, наклюкались мы давеча с ним и орков по лесам гоняли фаерболами… вот умора-то была.

Из леса тем временем вынырнули Кимка и слегка перекошенный Муромец.

— Опаньки! — изумился незнакомец, таращась на богатыря. — Илья Муромец! Это в Средиземье-то! Похоже, что я, братцы, еще как следует и не протрезвел.

— Так, может, ты и есть тот самый Емельян, которого мы ищем? — с замиранием сердца поинтересовался кузнец.

— А мне почем знать, кого вы тут ищете? — удивился неказистый мужичок. — Ну, Емеля я, ну и что с того, мало ли их на Руси, Емельянов всяких.

— Но не все из них ездят верхом на печи! — добавила Кимка.

— Ну и зачем это, можно поинтересоваться, я вам понадобился? — лукаво прищурившись, усмехнулся волшебник.

— Наконец-то, — хрипло проговорил Муромец и чуть было не зарыдал, однако присутствие красавицы удержало его от столь небогатырского поступка.

— Так вы, получается, оба меня искали? — догадался кудесник.

— Да мы токмо за этим в Средиземье и подались, — подтвердил Колупаев, — уже почти что год тебя ищем…

— Ну так говорите скорее, зачем я вам понадобился, — рассмеялся Емеля, запрыгивая на неисправную печь.

— Гм… — смущенно кашлянул Степан, не зная, с чего начать, но внезапно инициативу в свои руки взял сам Муромец.

— Дело у нас к тебе, Емельян, понимашь, такое… — басом проговорил богатырь, хмуря кустистые брови. — Один летописец лживый написал, что…

— Так вот вы, значитца, о чем! — перебил его волшебник. — Стало быть, из-за этого и весь сыр-Бор. Одного славою ратною обделили, а другого незаслуженно до небес превознесли.

Русичи согласно кивнули.

— Вы, наверное, не знаете, но этот летописец новую летопись строчит, решил покаяться, негодник этакий, совестно ему стало. Но что писано пером, то не вырубишь и топором… Впрочем, вы и сами можете у него все выспросить.

— Енто как? — не поняли русичи.

— А вот так! — усмехнулся Емеля. — По щучьему велению, по моему прошению…

Прямо из воздуха на дороге возник Николашка Острогов, бывший секретарь князя Буй-тура Всеволода и по совместительству летописец земель российских.

Николашка часто моргал и испуганно таращил глазенки.

— Ну, знаете… — дрожащим голосом проговорил летописец, — это уже ни в какие ворота не лезет, столько я сегодня точно не пил!

У Колупаева же словно язык отнялся.

Вот он, клятый летописец собственной персоной, стоит рядом, испуганно пялится по сторонам, сколько сил затрачено, сколько приключений ратных…

Казалось, радоваться надо.

А вот кузнецу отчего-то сделалось грустно.

«Да и надо ли что-то менять? — подумал Степан. — Что-то кому-то доказывать. Этот, мол, настоящий герой, а этот, значит, нет. Деяниями ведь своими богатырь прославляется, а не молвой. Да и Муромец вроде ничего мужик. Чудит, правда, иногда по-страшному, но ведь мы на эти дела все горазды. Пущай уж, орясина богатырская, героем народным остается. Как-никак символ Руси!».