Книга О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта, страница 61 – Клиа Кофф

Мы пробыли с детьми весь день, посвятив бóльшую часть времени играм. Затем мы отвезли одну из маман и ее подопечную в больницу Кигали для осмотра. Девочка очень сильно кашляла, все время смотрела на нас и застенчиво улыбалась. В больнице почему-то пахло не антисептиками, а апельсинами и тушеной говядиной.

Когда Умберт сказал нам в приюте, что мы приехали к сиротам геноцида – геноцида, с безмолвными жертвами которого я уже встречалась, – я думала, что меня накроет здесь волна горя, однако все было наоборот: я вдруг почувствовала себя лучше. Да, эти дети осиротели, и старшие вели себя тихо и серьезно, но все же у каждого ребенка было две матери – две маман, которые воспитывали их и надежно защищали от опасностей.

Покидая на следующий вечер Кигали, я чувствовала себя лучше, чем после первой миссии. Я была «наполнена» (выражение моей джаджи) той Руандой, которую, должно быть, почувствовал Умберт: живой Руандой, Руандой, идущей вперед, Руандой, заботящейся о тех, кто нуждается в помощи, Руандой будущего. Это была страна, из которой мне не хотелось уезжать. И это разительно отличалось от моего настроения после Кибуе: тогда отъезд казался спасением, и это вызывало стыд и вину. Если бы я не приехала в Руанду во второй раз, то так и не узнала бы, что вина ни к чему. Я бы не увидела этих людей, живущих и восстанавливающих Руанду-после-геноцида и ни за что не готовых променять свое зыбкое будущее в этой стране, где каждый день может что-то случиться, на билет в более благополучные и стабильные края. Их дом здесь. Их будущее здесь. И они его строят. Как умеют. Насколько хватает сил. Но на своей земле. Я вдруг увидела это предельно четко – будто моя внутренняя оптика наконец нашла точку фокуса. Передо мной была картинка потрясающей глубины: с четким передним планом, чуть более размытым – средним и полностью расфокусированным – дальним. Но фокус можно изменить, а значит, жизнь продолжается, Руанда дышит, и я точно знаю, что кроме неисчисляемого множества жертв геноцида здесь есть живые люди, и если ты улыбнешься им, они улыбнутся в ответ.

Менее чем через год после того, как в июне 1991-го Словения и Хорватия провозгласили свою независимость от Югославии, вспыхнула война в Боснии, третьей из шести югославских республик. Боевые действия начались после того, как Республика Босния и Герцеговина объявила о своей независимости от Югославии. Принято считать, что причиной войны стала жесткая позиция лидеров боснийских сербов, которые хотели остаться частью федеральной Югославии. Они создали с этой целью чисто сербскую республику, составленную из регионов, которые были разбросаны по всей Боснии и Герцеговине. В войне участвовали регулярные армии боснийского и хорватского правительств, войска Югославской народной армии, посланные Сербией, и свыше десяти различных военизированных и нерегулярных формирований.

Боевые действия продолжались три года и были отмечены военными преступлениями и преступлениями против человечности, совершенными всеми участниками конфликта. Достоверно известно о лагерях для интернированных, обстрелах мирного населения, вынужденном перемещении миллионов людей, систематических изнасилованиях более двадцати тысяч женщин, гибели двухсот тысяч человек и исчезновениях десятков тысяч мужчин призывного возраста. Впоследствии Международный уголовный трибунал ООН по бывшей Югославии (МТБЮ) направил судмедэкспертов на многочисленные места массовых захоронений. Первые эксгумации были призваны пролить свет на события, произошедшие в 1995 году на боснийско-сербской границе.